Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Миш, ты как оте пацаны, шо в президентов говном кидаются, чтобы их по телеку показали. — Игнат был с Восточной Украины, и говорил напевно и мягко. — Серьезно, от лишь бы на тебя все смотрели!
— Да слушайте вы, хватит ржать!.. Не то… вот… на заседании… чрезвычайного съезда депутатов…
— Миш, ближе к теме…
— …утвердили положение… — Миша замялся, закусил губу, и обвел всех неожиданно растерянным взглядом, — о временном выходе Белгородской, Курской и Орловской областей из состава Российской Федерации…
— Что?!
— … и образовании Республики Юга России с учреждением временного правительства…
С мест сорвались все, кроме Ольги, которая поняла не новость, а реакцию мужчин, окруживших ноутбук и разом потянувшихся к клавиатуре.
— Хватит скроллить, я не дочитал!..
— Тихо, успокойтесь все!
— Сделай рефреш! Написано: обновляется ежеминутно, а этой новости полчаса уже!
Миша нажал рефреш, но страница не загрузилась.
— Иди в другие службы! В «дни», в «эрбэка»!..
Он стал загружать еще сайты, но никак не мог попасть на полный текст — даже там, где новость была в числе главных, ссылка на нее не загружалась или вела на пустую страницу. До Карловича дошло первым:
— Так мы не найдем ничего. Они новости трут.
— Что?
— Цензура контролирует местные медиа, от телевизора до интернета. Сейчас они все подтирают.
Две секунды, чтобы осознать услышанное. И опять загалдели разом:
— Рейтерс!.. Гугл-ньюз!.. Си-эн-эн давай!..
Ничего не грузилось. В телевизоре ведущая сообщила о начале прямой трансляции совместного визита президентов России и Белоруссии на службу в храм Христа Спасителя.
Миша бегал пальцами по клавиатуре, скакал по поисковикам, но все, что находил, было осколками новостей, отраженным эхом, и даже этого было достаточно, чтобы понять: сегодня произошел первый в стране раскол. Russia melts, — гласил комментарий западного журналиста со страницы, которую кто-то скопировал себе в блог.
— Так и должно быть… — повторял Миша, — так и должно быть… Первыми отпадают развитые аграрные регионы, которые не хотят кормить индустриальную метрополию… так и должно быть, все как по нотам…
— А что дальше, Миша? — Оля по-прежнему не видела в новости ничего страшного, но волнение мужчин передавалось и ей, а она его, в соответствии с общей женской привычкой, удесятеряла.
— Дальше?.. Если им центр сразу не даст по зубам, жестко, без разговоров, за месяц полстраны отпадет.
— С названием не очень подумали, — Карлович пытался обратить все в шутку. — Их теперь «рюриками» задразнят.
На экране была вечерняя Москва. Из-за президента улицы рядом с храмом перекрыли. Золотые купола масляно блестели в подсветке. Ведущий с кружком микрофона в петлице с воодушевлением отсчитывал минуты до появления президентского кортежа.
— Да выключите вы эту херь гламурную! — заорал Сергей.
Карлович выключил. Стало тихо.
— А еще ж радио есть, — вспомнил Игнат, — радио они не глушат?
Игнат побежал за приемником, Сергей — за телефоном. Как там Глаша и Никита?
* * *
Смысл акции был в стремительности. Все должно было закончиться к утру — стоило промедлить, дать слабину, опоздать — и могла зашататься, а там и рухнуть вся конструкция.
Москву разделили на пятьдесят районов, каждым управлял свой штаб, районные штабы подчинялись окружным, те, в свою очередь, главной сходке Союза Национального Единства, СНЕ.
Антону достался район неподалеку от дома, в Москворечье, квартал от «Седьмого континента» до перекрестка Цоя-Высоцкого.
Он одевался у зеркала, равнодушно разглядывая себя: щетина, мешки под глазами, отекшее лицо, скорее бы сдохнуть, а Ксюшка обвиняюще смотрела из комнаты, ожидая, пока он обратит на нее внимание. Не дождалась.
— Пап, ты так пытаешься доказать, что ты урод, что вот-вот им станешь.
— Рот закрой.
— Вот видишь. Но я даже не об этом. Пока ты себя жрешь, еще не так противно.
Повернувшись, он задел рукой пепельницу карамельного цвета, и она разлетелась по полу узкими кривыми осколками. Он не стал собирать, замел ногой к плинтусу.
— Я не создаю реальность, — ответил дочери, — я в ней живу. У меня выбора нет.
— Есть! Не ходи, исчезни!
Антон сел на тумбу для обуви и стал шнуровать кроссовки. Ксюша подошла ближе, стала напротив, хотела обнять, потянулась к отцу, но обожглась об его взгляд.
— Пап, миленький, пожалуйста, не ходи, ты же до конца жизни себя ненавидеть будешь…
— Да хватит!.. — заорал Кошелев, схватил девчонку выше локтей и несколько раз сильно встряхнул. — Что ты лезешь ко мне?! Я работаю, поняла?! Ра-бо-та-ю!..
— Я тебя не пущу, — твердо сказала девочка, когда он перестал ее трясти.
— Хоть понимаешь, как это смешно выглядит?
Ксюшка, сжав губы, упрямо смотрела исподлобья. Запищал телефон. Бугрим прислал эсэмэс — пора, все собрались. Антон накинул пиджак и вышел, отодвинув с пути девчонку.
Машин было тридцать восемь — по две на адрес. Собрались на подземной стоянке построенного, но не запущенного из-за кризиса «Седьмого континента». Стоянка была пуста, места хватало. Пахло мелом, с пола от каждого шага вздымалась белая пыль, а большие листы полиэтилена, закрывавшие не до конца отделанные секции, колыхались от волн воздуха, как корабельные паруса в слабый ветер.
Ожидавшие разделились на две группы. В одной, негромко, больше для вида, чем от веселья, смеялись «снежки», ребята из бригад Союза Национального Единства — молодые, коротко стриженные, в спортивной одежде. В другой настороженно молчали два десятка одетых в штатское оперов. Антон знал и тех, и других. Он не работал в ментовке уже две недели, уйдя под Зыкова, и руководил теперь районным отделением СНЕ.
Глядя на две кучки, Антон понимал непрочность их связи — не останется внешних врагов, подумал он, примемся друг за друга.
Он вышел на середину площадки, ожидая, пока кончатся разговоры. Бугрим, работавший теперь на него, стал за плечом. Шум стих.
— Добрый вечер. Долго говорить не буду. Адреса у вас есть. Что делать знаете. На местах вас ждут наши помощники из патриотических движений.
Взял паузу, проверяя настрой собравшихся. Нацистов не жаловали ни менты, ни снежки, но в последнее время наци стали ярыми защитниками власти. В Кремле к ним тоже присматривались. Наконец лидеры с обеих сторон встретились, обнюхали друг друга и взаимно понравились.
— Каждую группу прикрывает наряд милиции, или моровцев, но их привлекать нельзя, даже при форс-мажоре. Они задержат, кто пойдет на помощь, не дадут вашим прорваться, если побегут. Но ни на одном объекте с вами не должно быть никого в форме. Вы — народный гнев, ясно? Дальше: никаких убийств. Никакой стрельбы. Насилие в крайних случаях. Главная и единственная задача — доставить людей из списка в место сбора, сюда, и сдать их мне, живыми. Я не говорю про красть, мародерствовать, насиловать. Ломать — можно, брать — нельзя. Замеченного грохну лично.