— Ну ты и мразь, Лика. — Шипит Маша, а Белова продолжает смеяться.

— Ну так не спала бы с ним, ничего бы этого не было. — Надменно отвечает.

— Я С НИМ НЕ СПАЛА!!! — Опять дергается в сторону Беловой Машка. — Господи, какая же ты убогая, Лика. Взрослая девка, а такая мерзопакостная.

Анжелика победно откидывается на поручни и елозит по губам чупа-чупсом.

— Тебе что 5? — Заметив конфету, Машка не бросает попыток цепляться к однокурснице.

— Маш, брось её. Она что угодно готова в рот взять.

Пока народ перешептывается и тычет пальцем в мою сторону, дверь университета с грохотом открывается и к нам бежит секретарь ректора.

— Егорова! Слава Богу ты здесь!!! — Девушка спотыкается на высоченных каблуках и расталкивая зевак, пробирается ко мне. — Лея, что с твоим телефоном? До тебя дозвониться не могут!

— Разрядился… — Растерянно произношу и протягиваю в ладони «мертвый» аппарат. — А что такое?

— Там это… из больницы звонили городской… Мама твоя… приступ какой-то… Я ничего не поняла, но тебе лучше поехать туда.

Машка хватает меня за руку, и тянет в сторону дороги. Машет проезжающим машинам, а у меня все перед глазами плывет.

— Лей, успокойся. Эта дура что-то не так поняла. Твоя мама…

— Маш…

— Боже… это…

— Да! — Перебиваю её и поток слёз срывается с ресниц на щеки.

Девушка округляет глаза, догадываясь в чем дело и с новой силой тянет меня вперед.

Больница встречает нас прохладой и резким запахом лекарств. От него дерёт горло, щиплет в носу, но мы несемся по коридору, и еле успеваем затормозить, когда нам на встречу выходит высокий мужчина в белом халате.

— Простите, Вы не знаете где Егорова лежит? — Запыхавшись, стараюсь внятно произнести фамилию.

Мужчина переводит взгляд с меня на Машку и спрашивает:

— Кто из вас Лея?

— Я… — Севшим от страха голосом произношу.

— Пошли со мной, а подружка пусть здесь подождет.

Машка, как по команде, опускается на стул возле стены, а я шаг в шаг иду за мужчиной в дальнюю палату.

Спустя полчаса, вытерев лицо от слёз и переведя дыхание, из коридора начинают доноситься громкие голоса, и среди них я узнаю Машкин.

Выхожу из палаты, и тут же бросаюсь вперед. Оббегаю Машу и с силой пихаю придурка в грудь.

— УХОДИ!!! Быстро уходи отсюда!!! — Парень отступает спиной, в тот момент, как я продолжаю толкать его, куда руки достают.

— Лея… Давай потом всё обсудим, я просто хочу помочь.

— Уходи, Чижов! Пошел вон!!!

Придурок останавливается, как примороженный, и строго смотрит на меня сверху вниз.

— Я никуда не уйду!

— Не уйдешь? А знаешь, оно и к лучшему… Пора кое-что тебе показать…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Он недоверчиво хмурит брови и косится на дверь палаты, из которой я вышла пару минут назад.

— Показать что?

— Показать, что ты натворил…

Олег

Переступаю порог и делаю еще один неуверенный шаг вперед. Глаза непроизвольно щурятся от белизны помещения. Стандартная больничная палата. Отчужденная, холодная, слегка мрачноватая и какая-то угнетающая, что-ли.

Глаза тут же находят едва узнаваемое лицо. Женщина… Когда-то, практически, копия стоящей рядом девушки, а сейчас едва похожа на живого человека.

Не знаю, что белее: она или больничные стены.

Понимаю, что это мама Егоровой и во все глаза рассматриваю её черты, пока в палате витает напряженное молчание. Что-то мешает слуху, словно отвлечь пытается, но я продолжаю смотреть на женщину.

Она не двигается… Веки опущены, и едва видимое дыхание заставляет слегка подниматься худые плечи.

Изнеможенная, разбитая, посеревшая, словно от невыносимого горя.

Спустя пару минут она нехотя открывает глаза и наши взгляды встречаются.

Пару секунд женщина удивленно изучает меня, а я её.

Затем переводит взгляд на дочь, успевает только едва слышно произнести «Лея… это…?», а затем я впервые в жизни вижу, как с невероятной скоростью меняется её лицо.

Усталость сменяется злобой, тусклые глаза вспыхивают ненавистью, и всё это направленно на … меня?

Хмурю брови, соображая, что могло заставить женщину так резко измениться в своих чувствах и эмоциях, но ничего.

Что-то снова пытается меня отвлечь, и я поддаюсь постороннему шуму.

Поворачиваю голову немного влево и застываю, будто вкопанный.

Этот шум… не шум вовсе, а писк приборов… И исходит он от….

— Кто это? — Не глядя на стоящую девушку рядом, спрашиваю, но никто не спешит мне отвечать.

Её тело настолько хрупкое, практически прозрачное. Руки увиты проводами от капельниц, и мои глаза прирастают к ним, потому что я еще никогда в своей жизни не видел, что бы вены так четко выделялись на теле. Словно кожи нет…

Они такие синие, и этот цвет настолько ярко контрастирует с белоснежностью палаты, что глаза щиплет.

Выступающие ключицы, угловатые плечи, острые скулы и мертвецки бледное лицо… Всё в ней кричит о болезни, о том, что жизнь медленно покидает её тело.

Подхожу ближе и замираю у самой постели.

«Я её знаю…»

Набатом бьёт в висках и затылок начинает печь от взгляда, пропитанного ненавистью.

— Кто это? — Повторяю вопрос, не отводя глаз от лица девушки.

— Ты не помнишь её? — Слышу за спиной разочарованный, приглушенный голос Леи, и на каком-то интуитивном уровне понимаю, что вопрос и не вопрос вовсе. Она не ждет ответа, она его знает и так, и именно поэтому я сейчас слышу столько боли в каждом произнесенном ею слове.

— Я… я не знаю… не уверен… — Растерянно оборачиваюсь в сторону Леи, а она на меня даже не смотрит.

Всё её внимание приковано к лицу незнакомки.