Я киваю в ответ, давая понять, что до меня дошел смысл его слов, но тут меня подводит собственная жизненная сила, а конкретно — желудок. Он начинает так громко и настойчиво урчать, что я машинально вынимаю из кармана своего спортивного костюма батончик «Сникерса». Джордж Чан прищуривается.

— Хотите половинку?

— О’кей.

Я разворачиваю батончик, ломаю его и протягиваю старику половинку. Несколько секунд мы молча и сосредоточенно жуем.

— Предпочитаю «Марс», — сообщает он, поглощая смесь шоколада, арахиса и приторно-сладкой нуги. Он оценивает «Сникерс» так, как эксперт по винам может дать заключение о букете какого-нибудь редчайшего бургундского. Затем закрывает глаза, силясь что-то припомнить.

— «Батончик “Марса” каждый день — играть и работать уже не лень!»

— Что это? — интересуюсь я. — Старинное китайское изречение?

Джордж Чан одаривает меня лучезарной улыбкой.

В течение целой недели корень женьшеня обитает у нас на кухне, словно некая авангардистская скульптура. Мы с мамой подолгу изучаем его, напоминая сраженных наповал ценителей искусства, которые никак не могут постичь очередной шедевр своего кумира.

Женьшень похож на какой-то диковинный овощ с другой планеты. Он имеет бледно-желтый, почти белесый оттенок и жуткую форму. При этом с его боков во все стороны тянутся уродливые отростки, напоминающие щупальца, что придает корню определенное сходство со спрутом.

— А мне всегда казалось, что женьшень покупают в аптеке, — комментирую я. — Причем в виде капсул, которые удобно глотать.

— Наверное, его надо сварить, — задумчиво произносит мать. — Ну, ты же понимаешь… как морковку.

— Как морковку. Точно. Звучит правдоподобно.

— Или порубить на мелкие кусочки и поджарить. Ну, так же, как репчатый лук при пассеровке.

— Как репчатый лук. Значит, его можно съесть даже сырым.

Мы снова начинаем изучать корень женьшеня. Это единственное растение, которое своим внешним видом напоминает мне Человека-слона.

— Знаешь, дорогой, наши фантазии мне почему-то не очень нравятся, — признается мама.

— И мне тоже. Послушай, а что, если нам просто спросить у Джойс?

— Прямо сейчас?

— А почему бы и нет? Сейчас всего шесть часов. Ресторан еще не открыт. Тебе ведь хочется попробовать его?

— Конечно, милый, — кивает мама. — Ведь он помогает бороться со стрессом.

Из недр ресторана «Шанхайский дракон» раздается громкий недовольный женский голос. Некоторое время мы с мамой колеблемся: стоит ли заходить?..

В ресторане темно и прохладно. Мы ожидаем увидеть семью Чан в полном сборе, сидящую за обеденным столом и с удовольствием поглощающую суп или лапшу. Но сегодня здесь присутствуют лишь Джойс и ее маленький внук. Она, похоже, недовольна им и сердито ворчит на мальчика на смеси английского языка и кантонского диалекта.

— Ты что же, возомнил себя англичанином? — интересуется Джойс, после чего следует россыпь кантонских слов. И снова английский: — Ты только посмотри на себя в зеркало! — Снова кантонский, затем: — Вглядись повнимательней в свое лицо! Ты не англичанин!

Хотя мальчику на вид не больше пяти лет, он склонился над домашним заданием, которое, очевидно, уже долго и старательно выполняет под присмотром бабушки. Он пишет что-то в тоненькой тетрадке, а его красивое и круглое, как луна, лицо мокро от слез.

— Ты китаец! У тебя лицо китайца! И оно всегда будет таким! — Далее следует очередь кантонских слов. — Ты должен быть умней англичан!

В этот момент Джойс замечает у дверей нас с мамой. Но в ее глазах нет ни капли смущения. Я начинаю понимать, что Джойс вообще вряд ли когда-нибудь испытывает подобное чувство.

— Здравствуйте! — почти кричит она. Пожилая женщина все еще никак не может успокоиться. — Я вас не разглядела. У меня же нет глаз на затылке.

— Может, мы не вовремя? — осторожно интересуюсь я.

— Что? Не вовремя? Да нет, я просто поучаю своего дерзкого внука. Я внушаю ему, что он должен быть усердным и трудолюбивым.

— Но мне кажется, он еще слишком маленький, чтобы выполнять домашнее задание, — произносит моя мама.

— Домашнюю работу ему задает отец, а не школа. В школе сейчас разрешают детям делать все, что угодно. Полностью расслабляться. Без конца смотреть телевизор. Играть в видеоигры. Просто бездельничать. Как какие-нибудь миллионеры! Как самые настоящие плейбои. Как будто весь мир им чем-то обязан.

— Да-да, я понимаю, о чем вы говорите, — вздыхает мама и сочувственно смотрит на мальчика. — Как тебя зовут, милый?

Малыш молчит.

— Ответь тете! — рычит Джойс голосом недовольного сержанта, распекающего сонного и нерасторопного рядового.

— Уильям, — едва сдерживая слезы, мямлит внучок.

— Так же, как зовут принца Уильяма, — поясняет Джойс. Она ерошит его густую блестящую черную шевелюру и нежно щиплет малыша за щеку. — А его сестру зовут Диана. Так же, как принцессу Диану.

— Какие милые имена! — восклицает моя мама.

— Нам стало интересно узнать, как же правильно приготовить корень женьшеня, — приступаю я к делу. Мне хочется поскорее выбраться отсюда. — И как потом его нужно принимать.

— Принимать? Ну, способов много. Его можно пить как чай. Прямо из чайной чашки. Можно класть в суп. Так поступают корейцы. Можно еще проще. Сначала мелко нарежьте корень, высыпьте в кастрюлю с водой. Вскипятите. Поварите минут десять на медленном огне, потом процедите. Пропорция такая: на унцию корня наливайте одну пинту воды.

— Похоже, это совсем просто, — говорит мама и улыбается Уильяму.

Он тоже смотрит на нее своими большими влажными глазищами.

— Вы еще не попробовали корень? — интересуется Джойс.

— Пока нет. Как раз поэтому мы…

— Вам он будет очень кстати. — Джойс так и сверкает глазами, глядя на мать. — Женщинам он исключительно полезен, особенно пожилым. Но и не только женщинам. — Она переводит взгляд на меня. — Он помогает, если вы плохо спите или чувствуете усталость. Если вы — как это говорится? — совершенно промотаны.

— Измотаны.

— Да, измотаны. — Она подходит ко мне. — А вы кажетесь весьма измотанным, мистер.

— Это как раз то, что мне нужно! — восторженно восклицает мама, от радости хлопая в ладоши.

Джойс предлагает нам выпить чая. «Английского чая», как говорит она. Но мы ссылаемся на какие-то неотложные дела, извиняемся и уходим. Правда, не успеваем дойти до двери, как до нас снова доносится злой голос пожилой женщины. Она снова распекает мальчика, напоминая ему о том, что у него китайское лицо.

Пожалуй, впервые в жизни я начинаю понимать, как тяжело быть интернационалистом.