каждой революции есть свои жертвы. Это человеческие существа, которых приносят в жертву на алтарь новой правящей идеологии. Сексуальная революция ничем не отличается от других революций.

Помню, как в первый раз лицом к лицу столкнулся с младенцем, убитым таким образом. Это произошло несколько лет назад во время конференции противников абортов в Калифорнии. Я выступал на тему социальных реформ, говорил о том, что активисты, вскрывающие правду о реальности абортов, шли по стопам аболиционистов, Национального комитета по вопросам детского труда (NCLC) и многих других активистов, которые боролись за то, чтобы донести проблемы жертв до общественности.

Чуть позже, в тот же день, меня отвел в сторонку ветеран движения в защиту нерожденных детей и сообщил, что хочет мне кое-что показать. Он сказал, что мне, как человеку новому в данном движении, обязательно нужно увидеть это. Я согласился, и сел к нему в машину. Мы приехали к нему домой и зашли в гараж.

Этот человек рассказал мне, что занимался осмотром мусорных контейнеров у абортных клиник. Данная информация меня не удивила – на протяжении десятилетий эта практика была общепринятой среди активистов движения в защиту нерожденных детей. Такие борцы против абортов, как Джо Шнайдер и Моника Миллер[81], собирали части тел абортированных и выброшенных на помойку детей для того, чтобы потом предать их земле. Они начали делать фотографии этих тел, чтобы потом использовать их для изобличения убийств. Такие активисты, как Линн Миллс[82] и Трой Ньюман[83], использовали материал, собранный на помойках, для предоставления фактов преступления индустрии абортов. Когда дети становятся мусором, христиане превращаются в сборщиков мусора.

То, что мне показал этот активист, было неожиданным. Одно дело увидеть фото жертв абортов или просмотреть видеоролик, от которого в жилах стынет кровь. Я повидал столько материалов об абортах, что хватит на несколько жизней. Однако увидеть тело ребенка в банке – это совершенно другое дело. Такое не помещается в голове – глаза видят, но разум отказывается воспринимать. По сути, как можно воспринять такую картину – тело ребенка в банке?

А перед моими глазами была как раз такая картина. Я видел банку с телом маленького ребенка, которая стояла на столе.

Это был мальчик. Его тело было прекрасным, изумительным. Кожа была цвета слоновой кости, но все остальное было в норме. Глаза ребенка были закрыты, на лице было умиротворенное выражение. У меня возникло странное ощущение, когда я взял в руки банку. Тело ребенка заколыхалось в жидкости. Он будто размахивал своими ручками и ножками в каком-то мрачном приветствии. У меня возникло чувство, что он сейчас проснется. Единственное, что свидетельствовало об ужасном преступлении – два маленьких отверстия на обратной стороне черепа. Туда аборционисты нанесли смертельный удар. Я представил, сколько бы этому ребенку было сейчас лет, если бы он родился. Однако он не родился. Он замер во времени. Младенец навсегда остался в банке, в узах формальдегида. А я не мог оторвать от него взгляда.

Мне до сих пор становится плохо всякий раз, когда я вспоминаю эту сцену. Младенцы в банках. Младенцы на мусорных свалках. Младенцы в мусоросжигательных печах. Теперь – это лицо нашего общества.

Война культур не заключается в абстрактных философских дуэлях, которые проводят политики в целях привлечения избирателей. Война культур – это настоящая война с настоящими трупами. Я знаю это. Я держал один из них в руках.

Когда я держал в руках ту банку с телом младенца, то вспомнил слова Питера Хитченса, которые он как-то сказал мне. «Думаю, что революционеры очень любят аборты, – сказал он мрачным голосом, – потому что им всегда нравится, когда толпа пачкает свои руки в крови и начинает совершать свои собственные преступления». Коллективная вина – удивительно мощная сила.

В первый раз

Людям важно понять, что ситуация в обществе, когда аборты становятся общепринятым явлением и начинает расти уровень детоубийства, не новое явление. Также не является чем-то новым и движение в защиту нерожденных детей как ответ на это зло. Многие люди жестоко заблуждаются, если думают, что это движение появилось в качестве мгновенной реакции на изменение законодательства Канады в 1969 году, когда аборты были легализованы, или когда Верховный суд США изменил антиабортное законодательство в 1973 году решением по делу Роу против Уэйда. Это далеко не так.

Я не собираюсь приводить доказательств того, что мощное и серьезное антиабортное движение, особенно в Соединенных Штатах, существовало за несколько десятилетий до легализации абортов. Дэниел К. Уильямс, преподаватель из Университета Западной Джорджии, по результатам исторического исследования опубликовал в 2016 году замечательную работу под названием «Защитники нерожденных: движение за жизнь до дела Роу против Уэйда». Даже газета New York Times в своем обзоре данной книги была вынуждена признать, что врачи и активисты, которые выступали против абортов на основании защиты прав человека, начали это делать задолго до решения Верховного суда о легитимности абортов во всех пятидесяти штатах. Я всего лишь хочу сказать, что практика абортов и детоубийства признавалась на Западе по меньшей мере два раза за последние две тысячи лет. А то, с чем сталкивается движение в защиту жизни нерожденных детей в начале XXI века, прекрасно описано в книге Джорджа Гранта «В третий раз: история о движении в защиту жизни от первого века до настоящего времени». Это то же самое зло, которое поднимает голову в третий раз с момента распятия Христа.

«Буквально каждая культура Античности была запятнана кровью невинных младенцев», – пишет Грант.

Нежеланных детей в Древнем Риме выносили за стены города. Там они умирали от воздействия погодных условий или в результате нападения диких животных. Греки зачастую давали своим беременным женам большие дозы настоек, чтобы вызвать у них выкидыш. Персы разработали специальную хирургическую кюретку, с помощью которой вычищали плод из матери. Китайским женщинам талию настолько туго обматывали веревками, что у них либо случался выкидыш, либо они теряли сознание от боли. Древние индусы и арабы изготовляли специальные химические пессарии и абортивные средства, которые вводились или закачивались в матку непосредственно через родовой канал. Древние хананеи бросали своих детей в огромные костры в качестве жертв богу Молоху. Полинезийцы подвергали своих беременных женщин страшным пыткам – били по животам большими камнями или насыпали на них горячие угли. Японские женщины вставали, раздвинув ноги, над котлами с кипящим ядовитым варевом. Египтяне избавлялись от нежелательных детей, вспарывая им животы или разрезая их на части, сразу же после родов, используя полученный коллаген для