Кевин отхлебнул эля. Ранее Эмис заверил его, что «Вэнити фэйр» оплатит счет.

— Когда чувствуешь вдохновение, и ураган нипочем. Иногда стихотворение так и прет из твоих жил. Вот расскажу вам, однажды я выпил утром кофе, присел за кухонный стол и начал писать. Длинное стихотворение, с множеством строф, слова так и лились. А потом свет померк, и я решил, что перегорела лампочка. Встал, чтобы сменить ее, и понял, что лампочка в порядке. Просто наступил вечер.

— Вы проработали весь день, даже не заметив этого? Господи, мне бы так! Хоть минуту писать не замечая. Да что там минуту — одно мгновение. И часто с вами такое бывает?

— Бывает иногда. Хотелось бы почаще.

Эмис отпил еще эля, отставил стакан, подался вперед.

— Послушайте, — сказал он. Произнес он это sotto voce,[2]заговорщически. — Строго говоря, уже полгода, как из-под вашего пера не вышло ни одного произведения. Ни баллады, ни триолета, даже хокку и того не написали. Ведь правда же?

— Да, верно, что-то застопорилось в последнее время, но…

— В идиотском припадке праведного гнева вы прогнали от себя единственного человека, который вас любит, ценит ваш талант. И с тех пор пропадаете, живя в разрушенном летнем лагере вместе с двумя наркодельцами, от которых любой человек в здравом уме бежал бы без оглядки.

Наверное, Мартин Эмис в качестве интервьюера был не лучшим выбором. Стоило бы предпочесть Ларри Кинга. Кого-нибудь менее… въедливого, что ли…

— Скажу вам вот что, солнышко мое, — продолжал Эмис. — Думаю, что если дело дойдет до суда за торговлю наркотиками, то вам явно светит пожизненное, и тревогу свою вы глушите, колясь в хвост и в гриву. По-моему, Кевин, страдания ваши усугубляются тем, что по натуре вы не наркоделец, однако не в силах отказаться от легкодоступного продукта. Ведь вы закоренелый наркоман, Тейт. И в жилах у вас не поэзия, а героин, и ваш шанс написать еще одну стоящую стихотворную строчку тает с каждой минутой.

Мечты рассеялись, и Кевин вновь уставился в грязную стену деревянной хижины. Желтый блокнот под его рукой был исчеркан вымаранными попытками сочинить балладную строку:

Для влюбленной леди

Кончилась игра.

Она в объятьях призрака

Лежала до утра.

Так, начало неплохое. А дальше?

Когда стража подошла

И кокнула дружка…

Ну, кокнула. Ладно. И что потом? И как можно кокнуть призрака? Наверно, для поэзии я слишком рационален.

Ощущение тупика вновь направило его мысль к воображаемому интервью. Тут уж Эмис совсем распоясался.

Признаю: Рыжий Медведь и Леон — люди страшные. Байкер убит, и отрицать это бессмысленно. Рыжий Медведь клянется, что это не его рук дело, что убийца — это какой-то отморозок из байкеров. Однако Кевину в это верится с трудом. Так или иначе, еще одно дельце или два, а там — дай бог ноги. Прости-прощай, Рыжий Медведь, прости-прощай, Леон. Через пару недель он улетит в Танжер, где вновь займется поэзией.

А пока придется упражняться в том, что Китс называл контрспособностью: совмещать в мозгу две антагонистические идеи — что он общается с вероятными убийцами, от которых у него мороз по коже, и что он поэт, пытающийся как-то заработать денег на творчество.

Денежки, конечно, мало-помалу капают. У Рыжего Медведя большие связи в западной Канаде, и что толкнуть туда теперь у них есть. Прибыль немалая. Но беда в том, что и Кевину, и остальным Медведь отмеряет товар крайне скупо, так, чтобы сами они заработать в городе могли лишь самую малость, и требует отчета за каждую щепотку.

Но платил он неплохо. Большую часть полученных денег он, конечно, брал себе, но они не обижались. В конце концов, мозг всех операций — он, да и связи его.

Однажды, ближе к вечеру, когда они посиживали в «Розовом бутоне», туда вдруг явился Рыжий Медведь и велел им вернуться в лагерь и переодеться. «Хочу, чтобы вы выглядели как джентльмены».

Он отвез их на своем БМВ в «Трианон», самый дорогой ресторан в округе, и заказал ужин с хорошим вином, а под конец коньяк. Кевин предпочел бы пиво, но должен был признать, что такого отменного бифштекса в жизни еще не едал.

— Для нас начинается полоса огромного везения, — сказал им Рыжий Медведь за коньяком. — Даже духи пришли в восторг, а просто так в восторг они не приходят.

Лакеи в ливреях, белые крахмальные скатерти, сверкание столового серебра — все говорило о богатстве и изобилии, как говорит о них тысячедолларовая купюра. Их можно принять за веселую компанию успешных молодых бизнесменов, думал Кевин, только никто из них не имеет отношения к законному бизнесу. Один устраивает пляски вокруг свиных туш, другой глуп как пробка. Что я делаю в их кругу?

— Дети мои, — сказал Рыжий Медведь. Дети? Кевин чуть не поперхнулся, не фыркнул в свою рюмку. С каких это пор мы его дети? — Я хочу, чтоб везение наше длилось и длилось, а для этого требуются три вещи. — Рыжий Медведь устремил на них взгляд; в его странных светлых глазах плясали отблески свечей и хрусталя. — Первая из них — это усердно работать: надо расширять контакты, количество товара и сделок. Я буду распределять между вами задания. Возможно, посылать вас в командировки. Особенно надо будет заняться районами прерий. Британская Колумбия для нас исключается, но Альберту и Саскачеван нам предстоит освоить.

Второе требование — само собой разумеющееся, и разъяснять его вам мне не надо — это скрытность. Вы никоим образом не должны рассказывать о том, чем мы занимаемся. Никому и никогда. Это как в разведке или там какой-нибудь тайной полиции: не проговориться никому — а под «никому» я имею в виду «ни единому человеку» — о том, чем мы зарабатываем на жизнь!

— И даже родным не говорить? — спросил Клык. — У меня ведь родственников полным-полно, и бывает, я общаюсь с ними.

Рыжий Медведь ухватил его за руку, и простодушное лицо Клыка исказил страх.

— Твои родные — это мы, — проговорил Рыжий Медведь. — И не дай бог тебе забыть об этом!

— Ну а третье требование? — встрял Кевин, пытаясь отвести удар от Клыка. — Ты сказал, что для успеха требуются три вещи.

Взгляд эскимосской хаски переметнулся к нему:

— Третье, дружок, — это воздержание. Никто из сидящих за этим столом не должен касаться нашего товара. Никогда. Вы можете курить сколько влезет. Мне наплевать. Можете приторговывать тем, что я выдаю вам на руки для дополнительного заработка. Мне наплевать и на это. Но если я узнаю, что кто-то из вас взял хоть миллиграмм из нашего товара, я его убью. И я не шучу.

— Тебе не кажется, что это немного чересчур? — спросил Кевин. — Ведь мы живем в постоянном искушении. А человек слаб.

— Я говорю вам все как есть, Кевин. А не нравится — можешь наняться к кому-нибудь еще. Возможно, викинг-байкерам это и покажется выгодным.