Они стали подниматься в гору. Мисс Мертенс быстро пошла вперед, чтобы заставить и фон Вальде поторопиться, так как следовало принять меры для задержания преступника. Однако ее старания были напрасны. Он шел молча и медленно около Елизаветы, которая после продолжительного колебания робко попросила не возвращаться за лошадью, а послать за нею.

Он улыбнулся.

– Мой Велизар очень упрям, вы ведь это знаете, и пойдет только со мною. Но тот трус, без сомнения, не решится вторично напасть на меня, ну, а если бы… Так ведь я застрахован – сегодня для меня взошла счастливая звезда. – Он остановился и вдруг спросил, понижая голос: – Как вы думаете, смею ли я мечтать, что она будет светить мне всю жизнь?

– Я вас не понимаю, – с изумлением произнесла Елизавета.

– Ну, да, это вполне естественно, – с горечью проговорил он, – ваши желания и мысли имеют совершенно другое направление. Нет-нет, не говорите мне ничего…

Фон Вальде ускорил шаги и присоединился к мисс Мертенс. Елизавета молча следовала за ними и ломала себе голову над вопросом, почему фон Вальде снова принял тот резкий тон, который так оскорблял ее.

Фон Вальде не произнес больше ни слова. Когда же показались старые стены Гнадека, он сухо распрощался и быстро пошел обратно под гору.

Мисс Мертенс с изумлением посмотрела ему вслед.

– Странный человек, – сказала она, с недоумением покачав головой, – если он даже ни в грош не ставит свою жизнь, в чем я только что убедилась, то все же не мешало бы сказать хоть слово благодарности за то, что вы ради него подвергли опасности себя.

– Я вовсе не вижу в этом необходимости, – ответила Елизавета, – да и вы вообще придаете слишком большое значение моему поступку. Ведь я только исполнила свой долг по отношению к ближнему и поступила бы точно так же, если бы, наоборот, опасность угрожала Линке. Я очень хотела бы, чтобы господин фон Вальде взглянул на это дело с подобной точки зрения, так как при его гордости мысль о том, что он кому-нибудь обязан, будет для него очень тягостна.

В эту минуту в душе Елизаветы шла сильная борьба между страхом за фон Вальде и досадой против него, но при мысли об опасности, которая, быть может, все еще угрожала ему, все остальные доводы исчезли так бесследно, что она, к великому изумлению англичанки, внезапно завернула на дорогу, ведущую к Линдгофу. Тут она убедилась, что фон Вальде возвращается невредимым. Мисс Мертенс последовала за ней, и у нее тоже отлегло от сердца, когда она вскоре увидела, что молодой мужчина выехал из леса.

Вечером вся семья Ферберов собралась под липами. Хозяйка дома и мисс Мертенс работали над составлением теплого ковра из кусочков сукна, который зимой должен был лежать под роялем.

Госпожа Фербер все еще не могла успокоиться после происшествия, случившегося днем, несмотря на то, что ее дочь вернулась здоровой. Она была вне себя от рассказа мисс Мертенс, не спускала взгляда с дочери, опасаясь, чтобы волнение не отразилось на ее здоровье, и следила за изменением на ее лице.

Отец отнесся к этому совсем иначе.

– Так, молодец, дочурка! Такой я и хотел тебя видеть!

Госпожа Фербер всегда видела в своем муже идеал мужчины, всегда слепо доверяла ему во всем и считала его слова непреложной истиной. Но сегодня при его похвале дочери у нее невольно вырвался вздох, и она заметила, что мать все-таки любит своих детей больше, чем отец.

– Не больше, но только иначе, – спокойно ответил Фербер. – Именно потому, что я люблю Эльзу, я хочу сделать из нее человека мужественного и смелого, а не какое-нибудь безвольное создание, которое каждый может пихнуть, куда захочет.

Елизавета тоже принесла с собой работу, однако Эрнст отнесся к этому очень неблагосклонно.

– Подожди-ка, Эльза, – с негодованием воскликнул он. – Если господин фон Вальде спросит меня в другой раз, я не скажу, что люблю тебя. Ты совсем больше не играешь со мной и, наверное, вообразила, что такая же большая, как мисс Мертенс. Только это совсем неверно!

Эти слова были встречены хохотом. Елизавета поспешно встала, подобрала платье, сосчитала, кому быть пятнашкой, и началась бесконечная беготня по саду.

Между тем у калитки раздался звонок. Отец отворил ее, и сразу же в саду появились доктор Фельс, Рейнгард и лесничий.

– Вот это да! – останавливаясь, рассмеялся доктор. – Какое изумительное превращение! Днем – валькирия, вечером – бабочка!

Лесничий подошел к племяннице, схватил ее и повернул несколько раз вокруг себя.

– Молодец, девка! – воскликнул он наконец, отодвигая ее от себя и веселым взглядом рассматривая ее стройную фигурку. – Посмотрите только, с виду как будто выточена из слоновой кости, а сердце и руки сильны, как у мужчины. Жаль, что ты не парень, а то быть бы тебе лесничим!

Доктор Фельс также подошел ближе и протянул Елизавете руку.

– Господин фон Вальде был в городе и попросил меня приехать сюда. Он очень беспокоится, не повредили ли испуг и волнение вашему здоровью?

– Нисколько, – ответила она, густо покраснев, и добавила шутливо: – Как видите, я вполне могу исполнять свои сестринские обязанности. Эрнст только что сердился на то, что меня трудно поймать.

– Ну-с, я дословно передам господину фон Вальде этот ответ, – сказал с улыбкой доктор, – пусть он сам решает, насколько эти слова успокоительны для него.

Фербер предложил гостям сесть, что они немедленно и сделали. Доктор закурил сигару и чувствовал себя, по-видимому, очень хорошо в этом обществе. Говорили главным образом о покушении Линке. Сразу же после его ухода обнаружился целый ряд махинаций, которые он учинил в отсутствие хозяина. Слухи об этом быстро распространились, и, хотя фон Вальде не сделал ни одного шага для привлечения обманщика к ответственности, Линке все же не получил места, на которое он рассчитывал. Это обстоятельство и было, по-видимому, поводом для его сегодняшнего поступка. Были приняты все меры, чтобы поймать преступника. Лесничий со своими молодцами обыскал весь лес, но тщетно. Рейнгард рассказал, что фон Вальде строго-настрого запретил людям рассказывать что-либо об этой истории своей сестре, потому что испуг может повредить ей. Баронесса Гольфельд и старая камеристка не должны были ничего знать об этом.

– В Л. по желанию господина фон Вальде это дело будет храниться в тайне, – продолжал он, потому что на завтра приглашено чуть ли не полгорода.

– Да, все животные или птицы на серебряном или золотом поле, – язвительно перебил его доктор, – то есть все дворянские гербы и все чиновники, начиная с тайного советника. Отбор самый строгий, как при дворе. Поэтому я внушил жене, чтобы она оделась очень скромно, как галка между благородными соколами. Нас, к величайшему нашему изумлению, тоже «просили пожаловать».

– Да, между прочим, доктор, – со смехом воскликнул Рейнард, – сегодня в Л. мне рассказывали, что старая принцесса Екатерина хотела сделать вас своим лейб-медиком, а вы сумели от этого отказаться. Это правда? Ведь Л. вне себя от изумления.