Граф Нессельроде опутывал императора лестью, интригами, слухами, которые так широко и глубоко въелись в придворную жизнь русского императорского двора, подделывал донесения русских дипломатов и представлял в лучшем свете достижения русского двора. И чаще всего это затуманивало истинное положение дел, что давало императору право принимать неправильные решения, приводившие к конфликтам, противоречиям, ошибкам, которые вполне можно было избежать. В особенности это относится к возникновению Крымской войны.

Граф Нессельроде был поклонником князя Меттерниха, поклонником Священного союза. Тридцать с лишним лет эта политика господствовала в мире, но времена наступили другие, а граф по-прежнему уверял императора в его всесилии и могуществе: Англия не посмеет протестовать, Австрия полностью зависит от императора, вспоминая армию Паскевича, уж не говоря о родственных отношениях с Пруссией и другими княжествами Германии. По выражению одного из зарубежных дипломатов, «пред императором Николаем Нессельроде дрожал». Послы России в западных странах: Николай Дмитриевич Киселев в Париже, барон Бруннов в Лондоне, Мейендорф в Вене, Будберг в Берлине – профессионально занимались своими дипломатическими делами, писали отчеты о своей деятельности, в чем-то приукрашивая свои успехи, писали вовсе не то, что видели и слышали, угождая канцлеру, а главным образом императору. А порой даже эти отчеты граф Нессельроде «улучшал» своей правкой, что совершенно искажало смысл дипломатической игры. А Николай всему верил, чаще всего попадая впросак. Николай Павлович окружил себя такими посредственными людьми, склонными к лести, низкопоклонству.

Вот президент Военной академии Иван Онуфриевич Сухозанет, собрав профессоров, преподавателей, учащихся офицеров, поставил перед ними следующую задачу: «Я, господа, собрал вас, чтобы говорить с вами о самом неприятном случае. Я замечаю, что в вас нисколько нет военной дисциплины. Наука в военном деле не более как пуговица к мундиру; мундир без пуговицы нельзя надеть, но пуговица не составляет всего мундира… Нелишним считаю здесь повторить еще то, что говорил уже несколько раз при сборе офицеров в академии, – без науки побеждать возможно, но без дисциплины – никогда».

А совсем накануне войны разразился финансовый скандал: пропала большая сумма денег, выделенных на строительство нового дворца. Николай Павлович превосходно знал о том, что его чиновники воруют, казнокрадство торжествует, и он не мог бороться против этого, а это ослабляло его правление. Доходило до того, что командующий армией воровал, солдаты голодали, а ему хоть бы что. Граф Петр Андреевич Клейнмихель, любимец Николая, «один из гнуснейших негодяев, палач, истязавший розгами и солдат, и военных поселенцев, и рабочих», «главный казнокрад», «вор и мздоимец», был разоблачен как вор, укравший большие суммы, отпущенные на меблирование Большого Зимнего дворца в 1837 году. Потом также выяснилось, что он украл большие суммы казенных денег, отпущенных на покупку и изготовление дворцовой мебели, не платил строителям, рабочим, сотни людей, поработав, умирали, так и не получив свою плату за труд.

Но опытный и льстивый царедворец представил дело так, что поставщики вовремя ему не заплатили и исчезли, а он, чистая и безгрешная душа, им поверил. Так возникла огромная недостача дворцовых денег. Сначала Николай Павлович не допускал его до своего кабинета, но потом все схлынуло, и Клейнмихель снова вошел в доверие, царь простил его.

Император Николай все еще обдумывал свои отношения с Англией, Францией, Австрией, Пруссией, делился мыслями со своими генералами и чиновниками, а тут новый финансовый скандал потряс его душу: директор канцелярии инвалидного фонда А.Г. Политковский украл 1 миллион 200 тысяч серебром. Много лет подряд уходили эти деньги на блестящие застолья, на которых гулял весь Петербург, бывал Дубельт, Ушаков и многие другие знатные особы, а Николай Павлович ничего не знал об источниках этого пышного и роскошного богатства.

Многие были арестованы и преданы суду.

Военный министр как-то привел в кабинет императора председателя комитета генерал-адъютанта Ушакова – доверенное лицо, обласканное Николаем, при виде его император весь изменился в лице, даже руки его похолодели.

– Возьми мою руку, – сказал он Ушакову, – чувствуешь, как холодна она? Так будет холодно к тебе мое сердце.

И здесь приведена только малая часть тех безобразий, казнокрадства, обмана, льстивого и лицемерного, которые вошли в быт императорского двора. «Но власть, блеск, лесть и величие положения быстро изгоняли беспокойство и гнев, возникавшие в душе царя всякий раз, когда он наглядно убеждался, какой систематический обман его окружает со всех сторон, – писал академик Е. Тарле в своей книге «Крымская война». – И если, с одной стороны, к концу царствования нервы Николая явно сдавали и он все болезненнее переносил «громовые удары» в духе истории Политковского, то, с другой стороны, никогда его внешняя политика не казалась ему такой удачной, никогда влияние не являлось таким устрашающим для Европы, никогда, наконец, он не представлялся друзьям и врагам за рубежом до такой степени могущественнейшим человеком на всем земном шаре, как именно после 1849 года. Этот блеск (так представлялось не только царю, но и многим ненавидевшим его людям) вознаграждал за все, оправдывал все и гарантировал прочность всего. И чем больше становилась явной Николаю полнейшая для него невозможность, сохраняя крепостное право и другие основы строя России, что-либо поправить или улучшить внутри страны, тем более безраздельно отдавался он интересам упрочения и дальнейшего увеличения внешнего могущества своей империи» (С. 72).

Император и Нессельроде еще не раз встречались с сэром Гамильтоном Сеймуром, Нессельроде попытался представить первую беседу с императором как беседу интимную, дружескую, но британский посол все понял так, как и полагалось ему: он в точности передал разговор с императором, на что английское правительство ответило решительным отказом, только Египет их не удовлетворял, их стремления были более широкими и дальновидными, они установили прочный союз с Францией, велась активная переписка между французским императором и первыми лицами в английском правительстве, в то же время Николай считал этот союз совершенно невозможным, опираясь на отчеты Нессельроде и другие документы, присланные из западных стран от полномочных представителей России. Так определилась роковая ошибка в политике Николая.

Не менее грубой и невежественной ошибкой было и то, что он назначил морского министра Александра Сергеевича Меншикова руководителем некоего посольства в Константинополь. По донесениям из Константинополя, да и все западные газеты пестрели такими сообщениями, было ясно, что турецкий султан распорядился о святынях в Палестине, какие святыни отходят под покровительство католических, какие под покровительство православных. В Вифлеемской пещере, над самым входом, где, по существующим преданиям, родился Иисус Христос, вознеслась католическая звезда с французским гербом; кроме этого католики получили ключи от главных ворот храма Гроба Господня, при этом католики пышно и торжественно отметили эти события. Православное духовенство было в ярости от этой несправедливости. Ведь сколько раз русские войска, заключая с побежденной Турцией мирные договоры, непременно оговаривали этот пункт: православные святыни в Иерусалиме должны опекать православные же, а сегодняшние события – это нарушение одного из пунктов знаменитого Кючук-Кайнарджийского мирного договора в 1774 году, итогового трактата победоносной войны под руководством блистательного Румянцева.