– Кстати, о безумии. Сходить с ума у нас тоже практически перестали, – сказал Джуффин. – Всего два случая за последние три года. Причем в текущем пока ни одного, а уже середина осени, пора бы хоть кому-нибудь чокнуться.

Я хотел было вставить, что в этом вопросе можно целиком положиться на меня, но не стал сбивать его с толку.

– И самоубийства тоже прекратились, – подсказала молчавшая до сих пор Кекки.

– Совершенно верно, – кивнул шеф.

– А что, раньше такое случалось? – изумился я.

– Не то чтобы часто, но бывало. Но за последние три года ни единой попытки.

– То есть, говоря простыми словами, люди в Ехо стали счастливее, чем раньше? – подытожил я.

– Ты очень храбрый, Макс, – серьезно сказала Меламори. – Я то же самое хотела спросить, но постеснялась. Очень уж наивная формулировка. Почти глупая. И я прикусила язык.

Тоже мне великая храбрость – глупости говорить. Я, можно сказать, для того и на свет родился.

– Формулировка действительно не годится для заседания какого-нибудь ученого совета, – ухмыльнулся Джуффин. – И горе даже не в том, что она глупая. А в том, что она абсолютно точная. Все вот так сразу – хлоп! – и сказано. Не о чем больше сутками напролет спорить. Ни один ученый совет этого не вынесет. А я, как видите, ничего, устоял на ногах. Да, сэр Макс, люди в Ехо просто стали счастливее. Именно это и я пытался до всех вас донести.

– А с чего это вдруг?

Спросил и тут же сам сообразил.

– Магия, что ли, виновата? Все дело в том, что стали много колдовать?

– Именно, – подтвердил Джуффин. – У тебя нынче какая-то подозрительно светлая голова. Сперва Нумминориха на мост потащил сновидцев нюхать, теперь меня избавил от необходимости толочь воду в ступе. Похоже, ты становишься опасным интеллектуалом. Даже не знаю, как я переживу внезапную смену твоего амплуа. Но голову, так и быть, не откушу. Я тоже, знаешь ли, внезапно подобрел. Жить в городе, где много колдуют, оказалось на редкость полезно для характера. Ну или, наоборот, вредно – это как посмотреть.

– Получается, до принятия Кодекса здесь был вечный праздник? Ничего себе. Я, выходит, попал в Ехо в его худшие времена и все равно решил, что лучше не бывает? Какой я, однако, непритязательный… Но погоди, как в таком случае дело вообще дошло до войны Орденов? По идее, все эти ваши мятежные Магистры должны были благодушно загорать в садах своих резиденций и изредка отвлекаться на познание тайн Вселенной и фокусы для соседских детишек. Что пошло не так?

– Вот и мне тоже очень интересно, – подхватила Меламори. – Вообще-то, мое старшее поколение послушать, счастливыми те времена не назовешь. А ведь колдовали побольше, чем сейчас.

– И я, слушая деда, всегда радовалась, что так вовремя родилась, – сказала Кекки. – В смысле, уже после того, как Смутные Времена закончились и Ордена разогнали.

– Очень хороший вопрос, – кивнул Джуффин. – Сам много об этом думал. Все дело в страхе. В Эпоху Орденов его было слишком много.

– А откуда он взялся? – спросила Меламори. – Если все колдуют и счастливы?

– Отчасти это связано с тем, что страх неизбежно приходит к практикующему на определенном уровне обучения Очевидной Магии. На достаточно высоких ступенях, которые до сих пор запрещены практически для всех. Да и доступны они только самым талантливым. А в те времена для талантливых был один путь – в какой-нибудь Орден. Ордена давали начинающим колдунам практически все, что нужно – вкус могущества, новые знания, поддержку старших, чувство братства, возможность полностью посвятить свою жизнь призванию, не отвлекаясь на пустяки. Но только не бесстрашие. Страх помогает управлять и подчинять, это понятно любому, в том числе любому Великому Магистру. Поэтому в большинстве Орденов людей учили действовать, невзирая на страх – полезный на определенном этапе навык, не спорю. Но этого мало, надо идти дальше, чтобы в конце концов избавиться от самой способности испытывать страх. Быстро такие вещи не делаются, но постепенно, шаг за шагом это возможно. Более того, совершенно необходимо. Вхождение в состояние полного бесстрашия – обязательный пункт становления мага, без него – тупик. И в этом тупике оказались почти все мало-мальски стоящие колдуны той эпохи, кроме разве что ребят из Ордена Потаенной Травы. Великий Магистр Хонна – благородное сердце, великий учитель, вырастил несколько поколений бесстрашных весельчаков, себе под стать. Жаль, что всего один такой сыскался на весь Угуланд. И еще Сотофа, но она всегда занималась только своими девочками. А мужчинам Ордена Семилистника не повезло: уж кто-кто, а покойный Нуфлин умел и любил держать окружающих в страхе. Хуже него был только Лойсо Пондохва, сумевший превратить свой страх в ярость. Это лучше, чем ничего, но будем честны, ненамного. И все, что он мог сделать для своих учеников – держать их в постоянном страхе, рассчитывая, что лучшие смогут пойти его путем, а остальных, как он сам говорил, не жалко. Вот почему Лойсо – главный символ минувших времен, можно сказать, живой миф о разрушительном союзе могущества и страха. Он внес совершенно неоценимый вклад в создание особой атмосферы Эпохи Орденов, которая, если называть вещи своими именами, была эпохой всеобщего страха. Великие Магистры боялись темной пропасти на краю собственного сознания, к которой подошли слишком близко, и еще немножко – друг друга и Короля. Их подопечные – все той же пропасти и своего начальства в придачу. Нуфлин Мони-Мах – всего вышеперечисленного и еще конца Мира, который видел так же ясно, как мы с вами этот смешной разноцветный ветер за окном. Покойный Король благородно боялся не справиться со сложившейся ситуацией, а значит, подвести своих подданных, союзников и весь Мир сразу; впрочем, больше его ничего не страшило, нам всем очень с ним повезло. А простые горожане просто по-человечески боялись за свою жизнь, семьи и имущество. И нельзя сказать, что безосновательно. Поэтому обстановка в городе была соответствующая. Вспоминать интересно, рассказывать – еще интереснее. Но вернуться в ту эпоху и пережить ее еще раз я бы не хотел. При всей моей любви к развлечениям – нет, не хотел бы. Предпочитаю тут с вами поскучать.

– Хотите сказать, что сейчас никто ничего не боится? – изумилась Меламори. – Ну не знаю! Лично я иногда очень даже боюсь. Некоторых вещей, неважно каких. Я, что ли, последняя и единственная трусиха в Соединенном Королевстве? Верится с трудом.

– А что, было бы смешно! – обрадовался Джуффин. – Но увы, леди Меламори, при всем моем уважении, ты не настолько уникальна. Все люди чего-нибудь да боятся. Ну, скажем так, почти все. Но сумма всех наших общих страхов не идет ни в какое сравнение с тем, что творилось в Эпоху Орденов, когда каждый человек, проснувшись, первым делом слал зов своим близким: все ли живы? А потом шел осматривать дом: цела ли крыша, не выбиты ли окна? Не исчез ли сундук со сбережениями по прихоти какого-нибудь небогатого, но умелого Орденского послушника? Не превращен ли в жабу любимый пес? И не явился ли с ближайшего кладбища труп его прабабушки, воскрешенный исключительно шутки ради компанией каких-нибудь подвыпивших юных гениев? Хвала Магистрам, хотя бы газет в ту пору не было. Представляю, что бы в них каждый день писали! И сколько ударов случалось бы ежедневно от чтения новостей. В общем, господа, все дело в пропорции. И ни в чем ином.