Неудивительно, что реакция была неоднозначной – и на то были свои причины. Тролли постоянно клонировали друг друга или притворялись кем-то. К примеру, Паули в течение нескольких месяцев был женщиной из ку-клукс-клана («Ничего интересного, они только играли в “Веселую ферму” и слали друг другу обнимашки»). Почти у всех «моих» троллей было минимум по одной альтернативной личности. Раслесс все лето был дружелюбной бабушкой-негритянкой по имени Рути, а Фрэнк частенько троллил под ником Фрэн, женщины, которая в какой-то момент усыновила Дэвида (мой аккаунт). Потом он писал: «Только в этих ваших интернетах можно найти мужчину [меня], выдающего себя за девушку [Фрэн Степфорд], которая стала мамой мальчику [Дэвиду Дэвисону], который на самом деле является девушкой [Уит]»{167}.

Даже я поддалась порыву, создав в своих исследовательских профилях себе семью с папой, мамой (в их отношениях было «все сложно» из-за некоего Пола Ли) и туповатым несамостоятельным братцем (разумеется, Дэвидом). «О, можешь доверять мне, я пишу книгу, так расскажи мне о своих чувствах» – такая разводка была бы здесь в порядке вещей.

Мой пол тоже представлял проблему, поскольку троллинг в «Фейсбуке», как и троллинг вообще, был андроцентричным («вечеринка только для мальчиков», как я написала в статье журнала First Monday, которая положена в основу этой главы){168}. За два года исследовательской работы в «Фейсбуке» мне встретилось не больше полудюжины женщин-троллей, и только одна из них согласилась (пусть и нехотя) поговорить со мной по «Скайпу». Поведение троллей женского пола или тех, кто утверждал, что является женщиной в реальной жизни, зачастую было таким же сексистским, как и поведение троллей-мужчин, если не хлеще. Та единственная женщина-тролль, с которой я говорила по «Скайпу», любила троллить в «Фейсбуке» группы поддержки жертв изнасилования и хвасталась, что умеет вычислять уязвимые мишени среди женщин.

Так или иначе, среди троллей хватало тех, кто представлялся женщинами, и большинство из них разыгрывали из себя женщин ради достижения своих типично тролльских целей. Как объяснил Раслесс, который в то время троллил под ником Банми Анмаркздиес: «Я люблю троллить от имени женщины, одна из моих любимых забав – придумать историю об изнасиловании, абьюзе в детстве, заброшенности, что объясняет мое нынешнее поведение, и в 9 случаях из 10 они прощают меня, и тогда я просто LOL & JK их» (напомню, что на жаргоне троллей lol jk значит «ха-ха ты идиот, я просто прикалываюсь»){169}.

Вот почему мое признание, что я занимаюсь наукой, да еще и являюсь женщиной, могло выглядеть вдвойне подозрительным. К счастью, Паули согласился поручиться за меня и подтвердил, что я выполняю научную работу; это помогало – пока особо ярые параноики не заподозрили меня в том, что я и есть Паули Сокэш. Подозрению придавало убедительности то, что некто с ником Паули Сокэш запостил несколько сообщений с IP-адреса Орегонского университета. Хотя параноикам все тут же стало ясно (в то время я была аспирантом-преподавателем в Орегонском университете), инцидент с орегонским IP-адресом мог означать одну из следующих возможностей: что Паули или некто, постивший под ником Паули, воспользовался чужим IP-адресом; что Паули или некто, постивший под ником Паули, был одним из 30 000 человек, имеющих доступ к вай-фаю универа как преподаватель или студент, или что Паули или некто, постивший под ником Паули, получил гостевой доступ к университетской сети. Поскольку я не могла ни доказать, ни опровергнуть любое из этих утверждений (памятуя о своем соглашении о конфиденциальности), противоречивая ситуация сохранялась и до сих пор время от времени всплывает на поверхность. (Представляю, как хихикает Питер Партивэн, читая эти строки – он наверняка скажет, что я неуклюже пытаюсь замести следы.)

Несмотря на недоразумение с Паули (а возможно, оно только придало интерес перспективе сотрудничества), ряд троллей согласились принять участие в моем проекте. Они рассуждали примерно так: если бы мои мотивы были сомнительными – например, если я солгала о том, кто я на самом деле и чего хочу добиться, – они в конечном итоге все равно бы выясняли это и отреагировали соответственно. Я согласилась на эти несколько угрожающие условия и за несколько месяцев задала «моим» троллям кучу вопросов как лично, так и в групповых чатах.

Чаще всего в наших беседах поднималась тема связи между троллингом и мейнстримными медиа, которая выглядела естественной и необходимой. По мнению троллей, которых я интервьюировала, СМИ косвенно способствовали популярности RIP-страниц, и потому СМИ являлись косвенной мишенью организованных актов троллинга. Сенсационализируя самые «вкусные» смерти (которые гарантированно поднимут рейтинги), СМИ – или, как их называл Паули Сокэш, «торговцы трагедиями»{170} – фактически сгоняют в «Фейсбук» полчища скорбящих. Эти испытывающие стресс и эмоционально включенные в трагическую историю юзеры являются легкой добычей троллей, которые радостно используют их уязвимость. Затем СМИ превращают эту уязвимость в товар, делая деньги на рекламе.

Короче говоря, мой опыт не подтверждает расхожее (и повторяемое в СМИ) мнение, что большинство троллей бóльшую часть времени проводят, терроризируя реальных друзей и членов семьи. Хотя некоторые тролли и в самом деле атаковали близких и друзей покойного и отрицали, что чувствуют угрызения совести («Я просто ненавижу всех подряд», – написал однажды Питер Партивэн в частном сообщении){171}, большинству «моих» троллей такой RIP-троллинг казался неинтересным либо просто противным, и они предпочитали эксплуатировать поднятый СМИ ажиотаж. Тролль Уилсон Музоне прямо сказал, что нечего трогать родственников, потому как они ничего дурного не сделали. Он, наряду с другими троллями, очевидно, считал публичное излияние скорби делом «пошлым» и, возможно, не понимал стремления к созданию мемориальных страниц для близких, не говоря уже о том, чтобы делать их доступными для всех, утверждая, что «Фейсбук» для этого неподходящее место, а время для этого всегда неподходящее{172}. Но большинство троллей избегали выпадов против близких, а некоторые открыто осуждали такие выпады.

И те же тролли, которые избегали троллить родственников и друзей покойных, говорили, что «годные» мишени вполне заслуживали троллинга. Как выяснилось, большинство нападок RIP-троллей было направлено на некротуристов – пользователей, которые в реальной жизни не имели никакого отношения к жертве и, согласно троллям, в принципе не могли скорбеть. По мнению этих троллей, некротуристы были назойливыми, лицемерными и, в отличие от скорбящих друзей и членов семьи, полностью заслуживали такого обращения. По этой причине стократ осмеянное выражение «Я тебя не знал, но мне очень жаль, что ты умер» рассматривалось как декларация о годности для троллинга (см. словарную статью «Туризм на мемориальной странице» в Encyclopedia Dramatica издания 2010 г.{173}). «Это не скорбь, – однажды высказался Паули, вторя Encyclopedia Dramatica. – Это скука и патологическая потребность во внимании под маской скорби»{174}.