планы на цеха, а в «понятия», что там кому сыплется, могли разобраться только любители договариваться в курилках о трафике задач из другого цеха, «часовые наркоманы» да «бойцы за ресурсы». Я не участвовал в подобных специальных олимпиадах. Были тогда и «работы по сопровождению», когда на кого-то вешают какого-нибудь клиента, и он им весь месяц (за какие-нибудь 10 тысяч) делает все работы, какие только возможны. Этим тогда страдала тётя Зина — сидела у дяди Валеры, а сопровождала наших клиентов. Слава Богу, удача меня уберегла от этого. Как и от командировок во всякие Пердивы, которые мне предлагал Седовласый: «Ты молодой же!!! Покатайся, суточные хорошие!!!»

Вообще, странно зачем программисту ехать в командировки, работать от клиента, когда полно способов работать удалённо. Но у меня всегда был универсальный ответ — я очень сильно занят по оформлению документов для стажировки и сдачей экзаменов по иностранному языку, поэтому рад буду принести пользу компании только в Новоклязьменске. Тот же универсальный ответ я применял и на субботники (до сих пор помню Кукулькина и Капустыча с лопатами, шедших убирать территорию) — да, была и такая дичь .

По получаемой зарплате у меня был очень сильный разброс в тот год — мог получить на руки 30 тысяч, а в следующий месяц 60 тысяч. Всё слишком зависело от закрытых «часов», а тётя Лиля ими постоянно манипулировала. Всё ради Плана, заданного неотоксиками .

Рабочая атмосфера в кабинете цеха частенько была примерно как в офисе брокеров на Уолл-Стрит . Орали от стресса и тяжести задач все, и мат использовали лютый. Особенно много крика издавала Глушакова. Никто тогда не следовал неотоксичным методичкам «удержания в себе эмоций», уродующим душу. Все выплёскивали накопившееся и морально унижали друг друга . А в пятницу вечером мы с Бутылычем ещё заливались пивом «Garage», провожая и без проблем забывая очередную геморную неделю. Культ пятницы стоял отменный .

УЧАСТИЕ В КОНКУРСЕ НА СТАЖИРОВКУ

Вообще я вписался в это дело не из-за амбиций и саморазвития, а просто потому что хотел освежить свою жизнь, получить новые эмоции, да и хайпануть в универе . Заграница — это было нечто новое для меня, а значит и интересное. В мыслях я держал, что вдруг больше никогда не попаду за границу или не попаду больше именно в Западную Европу. Услышал я об этой возможности от знакомых с экономического факультета, которые к тому же подчёркивали, что стипендии, которые выплачиваются на подобных стажировках, очень высокие, гораздо больше, чем зарплата у неотоксиков.

Сначала я отнёсся очень критически и ни на что не надеялся. Я был айтишником, а стажировка в Финляндии и Германии была в университеты экономической направленности. И участвовали там, в основном, студенты-экономисты. Придя к их куратору, я думал, что меня быстро забракуют и не дадут приглашение из университета. Но я был не прав — мне его выдали, и вписали меня в группу с двумя экономистами: я их прозвал Кеном и Барби. Кен был первым парнем в своём селе. Внешне он был похож на персонажа из фильма Голодные игры, который был с главной героиней из одного дистрикта, такой же низкорослый мускулистый блондин с печальным суровым лицом, а Барби была татарской Барби , высокой черноволосой и с чёрными глазами. Эти ребята были смазливыми и «популярными». И естественно психически мы были далеки как Буэнос-Айрес и Улан-Батор. Но Хельсинки и Гамбург всё равно манили меня…

Для того, чтобы выиграть в конкурсе, потребовалось написать множество научных статей, при этом, я думал, что мне всё равно прилетит шиш, но нет — повезло. Очень трудно было сдать экзамен на знание английского . Потом был тяжёлый квест на оформление документов на визы с поездкой в Москву, где в посольствах нам наконец предоставили их. В оформлении всех бумаг для конкурса и визы мне помогали все кто мог, от Бутылыча до преподавательского состава кафедры. Я жёстко рефлексировал, иногда прям страдал от всей этой специальной «олимпиады», но всё равно, стискивая зубы, шёл дальше.

Я никогда не забуду тогдашнего руководителя международных связей в новоклязьменском универе, который курировал наше участие в конкурсе. Это был очень склочный, абсолютно не вежливый и не эмпатичный человек, примерно как доктор Хаус. Прозвал я его Полковник, потому что по его рассказам во время ТССР он был кадровым военным и работал в Африке, налаживая экономические и политические связи между туркменскими коммунистами и диктаторами «банановых республик». Он никогда не был у меня преподавателем, но, при этом, стал одним из самых запоминающихся персонажей в универской эпохе. Ни я, ни тем более изнеженные Кен с Барби ему не нравились, и он бесцеремонно орал нам в телефонную трубку или писал токсичные письма о том, какие мы тупые и ничего не можем нормально оформить (при этом, читая книги Карнеги о том, как заводить друзей, общаться и перестать беспокоиться ). По сути, он и уговорил окончательно меня на участие в конкурсе: в момент моего сомнения, осилю ли я всё — работу, универ и стажировку, он позвонил и мотивационно наорал . До сих пор помню, когда один раз застал его в кабинете этакого сурового смуглого в очках с плешью на голове, одетого в тельняшку . И он мне, что в тот момент, что и всегда, говорил свою коронную фразу:

«Учтите уже наконец, что мы НИКОМУ НЕ НУЖНЫ!!!» ©

Тогда я думал, что он просто самодурствует, но в будущем, особенно на стажировке, я понял, что его фраза обладает особенной глубиной, и вкладывал он в неё весь свой нехилый опыт. А уж то, как эта фраза определяет жизнь сыча… Наверное, только поняв весь циничный посыл этого выражения, приняв его горькое значения для себя и отпустив всю боль, сыч сможет жить.

В универе я опять стал хайповым персонажем — со мной снова разговаривают, преподаватели ставят без проблем автоматы (но не все ), фотография моя вновь вывешена на главную страницу сайта. На Заводе я тоже им стал. Местные гречневые как услышали про по победу в конкурсе и отправление за границу так стали мной интересоваться. Двойные стандарты гречневых со времён ТССР — все «патриоты», но втихаря обожествляют загран, и, как возникает возможность, съ#бывают без прощания. Кукулькин набросился на меня с вагоном вопросов и обидой, почему я раньше ему не сказал.