Целый день затрачиваем на исследование окружающих нас развалин. Мы находим лишь кое-какие страницы древних рукописей и очередные ца-ца, на отдельных экземплярах которых мне удается прочесть надписи X–XI веков, сделанные индийским письмом.

Нет ни малейшего признака человека. Пустыня и безмолвие. Анализируя встречаемые нами повсюду останки древних жилищ, следы возделывавшихся полей и принимая во внимание размеры разрушенных замков и монастырей, я прихожу к выводу, что население Западного Тибета уменьшилось с XV–XVI веков – эпохи наивысшего расцвета царства Гуге – почти на 98 процентов. Причем климатические факторы здесь не имеют никакого значения, так как Западный Тибет был плотно заселен и богат, пока он управлялся мудрой династией царей, которые развивали торговлю, поддерживая отношения с ближайшими соседями, и использовали минеральные ресурсы страны. Однако уступив свою независимость Ладакху, а позднее Лхасе, провинция стала источником дохода для новых хозяев, подвергаясь регулярной эксплуатации со стороны безответственных наместников, и постепенно утратила свое благосостояние. Это и привело к столь резкому падению численности населения.

После непродолжительного, но трудного перехода под проливным дождем прибываем на широкие берега Мангнанга. Мы проходим прямо под крепостью Сенгедзонг, располагающейся на совершенно неприступном горном гребне. Его склоны – как отвесные стены, а вся гора кажется гигантской башней. Вполне возможно, что в древности дороги, ведущие к крепости, были вырыты в недрах глинистых склонов горы. Возникающие то там, то здесь на отвесной скале подобия бойниц, похоже, указывают на это. К северо-западу от скалы оползень, кажется, создал трудный, но доступный проход. Я даю указание двум караванщикам осмотреть тропу и, если возможно, исследовать руины; с наступлением темноты они возвращаются, имея с собой несколько фрагментов книг и ца-ца. По их сведениям, там нет ничего, кроме груды обломков и немногих чортенов.

Сенгедзонг некогда должен был представлять собой одно из наиболее серьезных укреплений царства Гуге, и если Зоравару удалось взять его, то это лишь очередное свидетельство стратегического таланта полководца и боевой подготовки войск догра.

Мы не смогли переправиться через Мангнанг. Уровень воды и без того бурной и полноводной реки растет с каждой минутой. Люди и багаж полностью вымокли. Невозможно и думать о переправе через реку в таких условиях, необходимо дождаться прекращения дождей, когда спадет вода. Трудно найти даже место для установки палаток, хотя бы клочок земли, на котором можно было бы чувствовать себя в безопасности от потоков, яростно низвергающихся с гор, и оползней, сходящих с глинистых склонов.

На другом берегу реки виден монастырь Мангнанг – внушительное сооружение посреди широкой долины у подножия скалы, хранящей следы древних жилищ и скитов.

Однако самый значительный центр должен был находиться именно здесь, над нами, на вершинах окружающих нас гор. Вечером, когда дождь прекратился, мы могли восхищаться руинами гигантских замков, гомпа со стенами, все еще сохраняющими следы красного цвета, и склонами скал, испещренных сотнями прежде обитаемых пещер. Как называлось это большое поселение, одно из самых крупных среди повстречавшихся на нашем пути, мы не знаем. Старый хранитель храма говорит, что название места – Кардзонг (mkhar rdsong), проводник, идущий с нами от Давадзонга, в свою очередь называет его Усукар – «замок на вершине горы».

Мы проводим исследование руин Мангнанга в два этапа. Вначале капитан Герси посещает жалкие останки храмов, а затем поочередно обследует жилища, вырытые в глинистой почве. Один из уже наполовину обрушившихся храмов сохраняет на своих стенах следы великолепных росписей, относящихся к наивысшему расцвету живописной школы Гуге; каждое панно сопровождается надписями, раскрывающими сюжет. Внизу – легендарная жизнь Будды, выше – грозные божества, готовые защитить священное место от посягательств враждебных сил. На центральной стене находится великолепное изображение Цзонкхапы, практически в натуральную величину, исполненное с искусно подобранным сочетанием цветов при удивительном взаимодействии красного и золотого. Вышивка богатого одеяния воспроизведена столь виртуозно, что, пожалуй, не имеет себе равных во всей живописной традиции Гуге. Крыша храма провалилась во многих местах, от нее остаются лишь незначительные участки, поддерживаемые столбами с широкими капителями с искусной резьбой в виде фигурок медитирующих будд, покрытых чистейшим золотом.

Другой небольшой храм уже обрушился; на куче обломков возвышается сохранившаяся чудесным образом колоссальная гипсовая статуя. Она представляет Будду, призывающего землю в свидетельницы полученного им озарения.

Завершив исследование этих храмов и фотографическое запечатление еще сохранившихся росписей, капитан Герси предпринимает смелое путешествие в пещеры и в подземные галереи, заполняющие недра гор, поднимающиеся, спускающиеся и пересекающиеся в бесконечных лабиринтах. Узкие и низкие, погруженные в абсолютную темноту ходы, преодолеть которые можно лишь на четвереньках, неожиданно сменяются подземными храмами.

Падающие куски осыпающихся стен производят глухой треск в безмолвии пройденных пещерных залов. В одном из них, довольно обширном, при дрожащем свете факелов мы видим, как тьма неожиданно населяется многоцветными фигурами. Сделанные из дерева и гипса, изображенные на стенах, многорукие и многоликие ужасные ухмыляющиеся божества, вооруженные атрибутами смерти, покрытые жуткими украшениями, сидячие, стоячие, уродливые, – легион ада, вызванный на свет божий необычными посетителями, которые осмелились нарушить тайные жилища богов. Люди, сопровождающие нас в этих подземных исследованиях, останавливаются, охваченные дрожью, не желая идти далее, – они боятся темноты, безмолвия, подземелья, которое своими галереями словно ведет в бесконечность, в самое чрево земли. Их охватил ужас перед неведомыми силами; мимолетное оживление, которое факелы придают росписям и статуям, наполняет их паникой. Не раз капитан Герси, исследовавший в других местах сотни таких пещер, должен был прибегнуть к угрозам, чтобы заставить людей двигаться вперед. И в то же время при дневном свете наши люди отличаются смелостью – мы видели, как они рисковали жизнью, сохраняя удивительное спокойствие, однако здесь воображаемое присутствие мистических сил повергает их в дрожь, словно боящихся ночной темноты детей.

Мы ступаем по кучам, в которые свалены тысячи хаотично разбросанных рукописей. Их слой иногда достигает метра. Здесь есть и простые, и покрытые искусными миниатюрами манускрипты самых разнообразных размеров и эпох, исписанные самыми различными вариантами тибетского письма с пояснениями, комментариями и заметками на полях. Колоссальные библиотеки, собранные на протяжении веков благочестивыми усилиями переписчиков, каллиграфов и ученых монахов, служившие пищей духовной для безвестных нам аскетов, теологов и мыслителей, – все эти создания искусства и веры погребены под землей, повержены во прах, потеряны для верующих и ученых.

Мы провели весь день среди подземных галерей, экзаменуя один за другим тысячи листов, стараясь воссоздать отдельные книги, с тем чтобы взять с собой то, что заслуживает быть спасенным и представленным миру. Свет в этом подземелье был столь слаб, а концентрация пыли так велика, что к концу дня мы уже более не могли ни читать, ни дышать.