– Ну, бывай, геройский сержант Иванов, не забывай!

– И вам, товарищ капитан, всего хорошего, берегите парней, они у вас отличные, хоть и преступившие. За Ваньку особо прошу, парень просто золото, как наблюдателю и наводчику цены нет.

– К себе заберу. Я-то все по старинке, в одиночку, но видел, что вдвоем вы можете. Правда лучше получается. Пойдем, кстати, к мастеровому заглянем, авось и сделал уже?

Мастер словно только нас и ждал. Все уже было готово. Только мне оно как-то и не особо нужно теперь, хрен его знает, что там в дивизии будет. Могут опять на взвод поставить, а могут и снайпером. Возьму на всякий случай, вдруг пригодится, на винтовке и нагане резьбу недолго нагнать, будет тихое оружие.

До Лисок добрался довольно быстро. Всего за сутки. Один раз, правда, попали под бомбежку. Машина, которую мне помогли найти на узловой, шла в составе колонны почти туда, куда мне было нужно. Пара залетных «мессеров» зашла на нас и атаковала. На удивление, только одна бомба легла рядом с одним из грузовиков, ударной волной опрокинув его, больше они сделать ничего не успели. Подошедшая пара «лавочкиных» успешно вывалилась на немцев из облаков, и фрицы предпочли сбежать. Наши догонять их не стали, а покачав крыльями, ушли к себе. Поврежденную машину бросили, двигатель был разбит, перегрузив все из кузова по другим машинам, отправились дальше. В Лисках меня, конечно, уже не ждали. Откуда было Родимцеву знать, если вообще это правда, что он якобы сам хотел прислать за мной транспорт, не барин я, чай, отправился пешком. Узнав в штабе полка, что стоял в Лисках, направление, я потопал пехом, будучи при этом весьма в неплохом настроении. Идти, конечно, предстояло немало, около двадцати километров, но было еще утро, и я рассчитывал к вечеру дойти. Получилось даже легче. Первые наши посты появились уже через десять километров. Причем, что удивило еще сильнее, это даже оказался наш сорок второй полк, только батальон был первым. Мой второй стоял чуть в стороне, меня даже проводили, чтобы не заблудился. Встречали меня просто как легенду какую-то. Смолин, я был рад увидеть майора, зажимал меня в своих огромных руках и хлопал лопатами, что по недоразумению назывались ладонями, по спине приговаривая:

– Ну, наконец-то гуляка наш вернулся!

Я, принимая поздравления от боевых товарищей, причем многие были новенькими и меня не знали, пожимал руки, а думал почему-то о другом. Ведь все-таки не вылезло нигде мое участие в сталинградской резне с чекистами. Неужели не раскопали? Или просто не стали, замяв дело? Пофигу. Когда, наконец, очередь дошла до моего братана, как же я обрадовался, увидев Петро и Нечаева, мы с ними даже расцеловались. Никогда такого за собой не замечал. Только сейчас я осознал, что я не один в этом незнакомом мне мире. У меня есть по крайней мере друзья, действительно, настоящие друзья, которые пойдут за мной, со мной, да и вместо меня туда, куда пошлют.

Оказалось, наша дивизия была на отдыхе. В этом районе давно не было немцев, войска ушли дальше. Совсем недавно закончились бои за Харьков и Белгород, закончились плохо. Немчуре удалось не только отстоять свои позиции, но и вломить нашим хорошенько. Сейчас все шло к грандиозной Курской битве. Войска стояли на переформировании и насыщались техникой и личным составом. Почти сразу как вернулся, меня попросили прибыть в штаб дивизии. Оказалось, что Родимцев действительно принимал участие в моих поисках. Более того, это по его просьбе меня и нашли. После того как меня выкрали, а потом я попал раненым в госпиталь, в дивизию сообщили, что я на излечении. А вот дальше я и пропал. В штабе дивизии меня уже записали как «без вести пропавшего», когда вдруг пришел запрос от некоего капитана Николаева, командира отдельной штрафной роты, о сержанте Иванове. Тут уж штабные и развили кипучую деятельность, разыскивая меня, а я в это время немецкий лагерь громил. Мне была лестна мысль о внимании самого командира дивизии, если честно, но я не понимал такого к себе интереса. Меня очень обрадовали, сообщив, что в Калаче нашли мои вещи, документы и награды. Скоро доставят, и я с удовольствием их надену. Так же, в штадиве рассказали, что слух о разгроме нацистского полевого лагеря и уничтожении почти целого батальона достиг штаба фронта. Так что стоит ждать гостей из какой-нибудь газеты, черт, как бы опять отвертеться. А резонанс был и правда обширным. Сидя с друзьями вечером возле костра, услышал, как кто-то вещает:

– Так вот, этот парень обвешался взрывчаткой и пролез к фрицевским танкам, там все заминировал, а отойдя, рванул! – рассказчик так жестикулировал, что становилось смешно.

– Кого-то мне этот взрывальщик напоминает? – шепнул мне на ухо Нечаев, мой первый командир и хороший друг Леха.

– Ты о чем? – удивленно посмотрев на него, я выглядел совершенно искренне.

– Мне Смолин рассказал, а ему кто-то из штаба, о твоей службе в штрафной роте.

– И? – я ждал продолжения.

– В городе ты так же пер вперед, в одиночку, никого не спрашивая и не слушая приказов. Что, так хреново было в штрафной?

– Да нормально было, – спокойно ответил я, – ты же меня знаешь, если вижу возможность что-то сделать, я ее использую. А одному в разы легче, да и не упрекнет никто, если не получится.

– Нет, ты любишь на жопу приключения искать, а главное, находишь!

– Ты не прав, Лех, я никогда не полезу, если вижу…

– …что нет хотя бы маленькой возможности это провернуть, – закончил за меня ротный. – Знаю, ты мне это уже говорил, в городе.

– Ну вот, все сам знаешь.

– Эх, я еще тогда все думал, что же тобой движет? Такое впечатление, что тебе жить не хочется, что сам смерти ищешь, но тут же возникает другой вопрос, почему тебе удается ее избегать?

– Не знаю Леха, не знаю, – закончил я разговор и лег спать. Завтра день тяжелый, с бега начинается, пора приводить себя в форму, а то распустил себя, в бегах-то. Вот и каламбуры вновь полезли.

Повезло с расположением части. Наш полк стоял в лесу, хоть сейчас еще не лето, но апрель уже лучше, чем январь. Снега нет, более или менее тепло, птички поют, как будто и войны нет. А еще начальство от нас в километре и наш сорок второй избавлен от необходимости строиться по утрам. Вместо этого я сам, да и комбат Смолин сразу же поддержал, начали физподготовку. Вначале бег. По лесу, хоть и довольно грязно, но дышится-то как… Час бегаем, затем завтрак и час отдых. Скинув большую усталость, начинаем рукопашную подготовку. Сразу же возник затык. Инструкторов не существует вообще, не предусмотрены как класс. Пришлось обходить весь состав батальона, благо пока небольшой, всего сто восемьдесят человек, выбирая тех ребят, кто хоть что-то умеет. Как объяснил чуть позже Смолин, теперь есть приказ, неукомплектованные части в бой не кидать, уже хорошо. Да и хорошо это, что мы сейчас не на передовой. Мне как-то тоже немного надоело, а тут есть реальная возможность немного форму у бойцов подтянуть. На взвод меня в этот раз не поставили. Приказом командира полка меня повысили в звании сразу до старшины, перескочил немного. В каждом батальоне была небольшая группа снайперов, не стали уничтожать это подразделение после Сталинграда. Там-то вообще такие отряды специально создавали, и это правильно. Будучи в штрафной роте, нагляделся, как бойцы пытаются прорвать укрепленные позиции врага, жесть. Вот я сейчас и принимал командование над группой из четырех стрелков и четырех же вторых номеров нашего батальона. Вообще, я сразу предложил увеличить количество, но был мягко послан, и так некомплект бойцов, да еще я теперь людей клянчу. Под стрельбище оборудовали полянку на окраине леса, там и тренировались. Был у нас в батальоне один узкоглазый, так и не понял, какой он национальности, советской, наверное, вот тот учил стрелять. Сам я решил плотно заняться маскировкой и перемещением на поле боя. Среди бойцов сразу выделились двое. Все тот же узкоглазый, якут он, что ли? И еще один мужичок, лет тридцати пяти. Стреляли оба просто как боги. Якут, так и стал его называть, вообще пулю в пулю из «мосинки» кладет, да и второй от него почти не отстает. Мне вернули мою винтовку, она все время находилась в штабе у Смолина, он ее никому не отдавал. Я, правда, подумывал уже о замене. Когда в последний раз из нее стрелял, мне что-то показалось, что разброс вырос, но сейчас передумал. Вычистил как следует, пристрелял заново, и все стало вроде бы в порядке. У Петрухи был ППШ, но мы выпросили для него СВТ, сгоняли в рембат и нарезали на ствол резьбу. Петька так матерился, что я заставил его отдать автомат, что даже обиделся. Зато когда я закончил с его винтовкой и позвал пострелять, быстро оживился, увидев набалдашник глушителя.