– Стреляй же, потом думать будешь! – зашипел я сам на себя за промедление. Но внезапно всплыла другая проблема. Фашист дал девочке слишком далеко пройти, таким образом, она почти перекрыла мне его, так что придется сделать по-другому.

Резко поднявшись, я поднял кучу брызг. Винтовка все время смотрела на вход, поэтому прицеливаться было почти без надобности. Офицер вскинул автомат в желании расстрелять девочку, но увидев, как в сотне метров от церкви поднялся кто-то с винтовкой в руках, он чуть задержался с выстрелом, пытаясь меня разглядеть и прицелиться. Мой выстрел был идеален. Как и обещал напарнику, я собирался замучить этого урода. Попал я туда, куда целился, чуть ниже пупка. Немец пошатнулся и, тут же согнувшись пополам, забыл все, что нужно было делать. Я уже мчался на всех порах, показывая девочке свободной рукой, чтобы та легла на землю. Малышка оказалась очень понятливой. Едва разглядев, кто бежит и, сообразив, зачем я машу руками, девочка рухнула на землю, да и тут же отползла в сторону. Фашист катался по полу, заглушая крики заложников, что орали благим матом. Хорошо хоть не ломанулись все сразу на улицу. Уже оказавшись рядом с подстреленным офицером, я сказал всем, кто был еще в церкви:

– Идите отсюда, село свободно, а я еще поговорю с этим упырем! – я пнул ногой немецкий автомат, что валялся рядом с раненым нацистом, и посмотрел назад. Народ уже выбежал из церкви, на ходу обнимая солдат Красной Армии.

– Ну, сука, я тебе не завидую! – произнес я и в свою очередь удивился. Немец, чуть подавшись в сторону, открыл моему взгляду свои регалии. Только заметив нашивку в петлице, я чуть не подавился. Этот урод оказался эсэсовцем.

– Как же я люблю представителей СС, ты бы только знал!

– Добей меня, чего ты ждешь? Я убил столько ваших гражданских, что могу спокойно и умереть.

– А что, убивать мирных жителей это такая спецзадача? Или это очень сложно? И, кстати, ты что, знаешь русский язык?

– Знаю, – бросил немец, подвывая от боли все сильнее.

– Тогда слушай сюда, гнида. Ты сможешь получить удовольствие, если сдохнешь раньше, чем я с тобой закончу! – Немец в отчаянии посмотрел на меня, но наткнувшись на мои наверняка совершенно безумные глаза, вновь отвернулся. Отцепив ремень от его автомата, я сделал петлю и накинул ему на шею.

– Сержант, отставить! – голос командира, словно гром с небес, спустил меня на землю. Черт, я уж и забыл, находясь в трансе, что я вообще-то тут не один. – Его нужно судить!

– Командир, он сдохнет с минуты на минуту, отдай его мне.

– Нет, я же приказал, – рявкнул капитан и крикнул: – Бойцы, заберите у сержанта пленного и окажите первую помощь, нужно, чтобы дотянул до особистов.

– Товарищ капитан, вы в ранах толк знаете? Я ему весь пах разворотил, не жилец он, – вставил я.

Меня уже не слушали. Подбежавшие бойцы оттерли меня в сторону и, сняв ремень с шеи эсэсмана, потащили его на выход.

– Сержант, чтобы я такого больше не видел и не слышал. Особисты узнают, влетит и тебе, и мне. Но выстрел классный, я все видел.

Меня все еще колотило от злобы, поэтому я вообще не стал реагировать на слова командира. Через пять минут я вышел из здания церкви и увидел, как безжизненную тушку эсэсовца протащили к околице села. Говорил же, не жилец, а я бы успел его подвесить на радость местным.

Командир, после того, как узнал, что пленный сдох, опять разозлился на меня. А я возьми и брякни:

– Товарищ командир, чем вы недовольны? А если бы я его просто убил, все равно бы не было пленного.

– Раз решил не убивать, то не нужно было так стрелять!

– Виноват, товарищ командир, разрешите вопрос?

– Чего еще-то тебе? – устало произнес Николаев.

– Вам что, «язык» нужен?

– Да, передали приказ командира полка, нужно кого-то привести. Тут и так не осталось никого, так и ты взял да и убил единственного пленного.

– Дождемся темноты, а там будут вам пленные, – многозначительно проговорил я и, спросив разрешения, вышел от капитана, оставив того с открытым ртом.

Нет, я не собирался выслуживаться, стараясь угодить всем и каждому. Я действительно хотел делать то, что предлагал командиру. Во-первых, меня всегда накаляла ситуация, когда я не знал, что происходит вокруг, а во-вторых, ну чувствовал я, что у меня получится, вот и все.

Как стемнело, выдвинулись с Иваном в путь. Как позже оказалось, достаточно близкий. Идти решили просто на удачу, так как не знаем, где точно противник, то просто двинули по кругу. Буквально в пяти километрах от села, что мы заняли, мы увидели танки, ни фига не наши. Больше десятка силуэтов мы разглядели на фоне горящих костров. Немцы жгли костры вокруг своего лагеря, а мы, пользуясь тем, что со стороны костров нас просто не видно, спокойно обошли их по кругу, считая танки и прикидывая, каков тут личный состав. По всему выходило, что тут танковая рота как минимум, причем с приданной пехотой и артиллерией, вон, даже зенитки стоят, укрытые масксетью. Короче, если завтра эта компания двинет в нашу сторону, нам звиздец, быстрый и гарантированный. То, что нам удалось захватить село, было скорее удачей, или халатностью немцев, с этими точно ничего не получится. Танками нас раскатают в блин, мы даже пукнуть не успеем. Местность здесь равнинная, маневрировать и прятаться просто негде, стол натуральный.

– Сань, – шёпотом позвал меня напарник.

– Чего? – ответил я так же тихо.

– А если бы вчера из немцев кто-то успел уйти?

– Ну, не лежали бы мы сейчас тут, за немцами наблюдая…

– Нужно, наверное, наших предупредить, а вдруг эти с утра к нам пожалуют?

– Двигай, напрямки быстро добежишь, тут всего километров пять.

– Чуть больше, – ответил Ваня, – а ты?

– Мне «языка» приказано доставить, пустой не вернусь, все, беги, говорю, встречаемся возле ручья, что в двух километрах на север.

– Понял.

Ванька скрылся в темноте, а я продолжил наблюдение. Меняя местоположение каждые пятнадцать минут, на исходе третьего часа наблюдения я вдруг заметил то, что привело меня в хорошее расположение духа. Было уже около двух часов ночи, я все разглядывал стоящие на окраине немецкого лагеря орудия. Что-то теребило мне мозг, но я никак не улавливал мысль. Надо бы поближе подойти. Пользуясь тем, что немцы сами подсвечивали себя кострами, мы с Ванькой изначально близко не подходили, тут и с трехсот метров все видно, но мне хотелось еще лучше рассмотреть лагерь. Через полчаса я уже благодарил себя за любознательность. Позади стоящих орудий врага я отыскал наконец то, что искал. Боезапас немцы хранили в штабелях, укрыв ящики тентом и масксетью. Как я ночью это все разглядел? А разве, подняв тент, можно что-то не разглядеть? Мы еще с Иваном срисовали, как несут службу караульные. Пара немцев, с периодичностью в десять минут, обходила лагерь по периметру. Судя по внешнему виду, всего участвуют две пары, без собак. Ходят немцы спокойно, вообще не пуганные. Вот когда появилось очередное «окно» после прохода патруля, я и скользнул к высящейся громаде ящиков. Мне просто стало интересно, что это может быть за стена практически в чистом поле. Штабель был высотой около двух метров, в ширину примерно столько же, а вот в длину все десять. Серьезные тут у фрицев запасы. Интересно, а детонируют ли боеприпасы, ежели я тут шашку положу? Ага, когда машину фрицам минировал, еще там, в селе, отжал себе толовую шашку, граммов четыреста вроде, кусок шнура у меня тоже был. Так как укрыться, чтобы проходящий патруль меня не заметил, было негде, я просто залез под тент. Благо ящики стоят не совсем ровно, да и местами пустоты имеются, наверное, танки пополняли боезапас уже после выгрузки боеприпасов. Переждав таким макаром очередной проход патруля, я уже было решил делать закладку, как мне еще кое-что пришло в голову. У немцев есть танки, причем много, значит, должно быть и топливо… Бочки хранились под таким же тентом, что и боеприпасы, и было их… Да до фига их тут было. Шашка у меня одна, но вот есть еще и граната, которую я сейчас закладываю, закрепляя между двух бочек. Вот черт, а ведь меня заметили, а я не успел закончить. Как я не усмотрел, что топливо у фрицев охраняют другие, специально поставленные люди? На меня смотрело дуло винтовки и стало… да страшно стало, чего уж говорить. У меня в руке была только граната, причем фриц ее не видел. Медленно-медленно, подняв левую руку, я приложил палец к губам, показывая немцу гранату в правой. Тот мгновенно просчитал ситуацию и опустил винтовку. Я поманил его к себе и, дождавшись, когда тот подойдет, жестом приказал тому встать на колени. Фриц не стал разыгрывать из себя героя и повиновался. Черт, только бы еще кто неучтенный не вылез. Немецкий ефрейтор стоял на коленках, уперевшись лбом в ближайшую бочку, а я, наконец, закончил возиться с растяжкой. Закрепив гранату, подложив ее под одну из бочек, я протянул кусок веревки от кольца гранаты к немцу. Просунув свободный конец за ремнем фашиста, я завязал очень крепкий узел. Сделав страшные глаза, по крайней мере, я сам так думал, показал фрицу на пальцах, что с ним будет, если он побежит. Усики на чеке разогнуты, а замедлитель обломан. Еще в Сталинграде я заимел привычку всегда таскать с собой одну гранату для растяжки. Стоит фрицу только дернуться, как факел ему обеспечен, не говоря уж о самой гранате, что сыпанет в него осколками. Пока все это мастерил, никто не помешал, хотя шаги я рядом и слышал. Вообще, как мне кажется, этот фриц, что меня застукал, просто куда-то отходил, а так он и должен был стоять с этой стороны бочек. Через пять минут я уже укладывал толовую шашку в один из ящиков, выбрав самый большой, там лежали такие «поросята», что мало никому не покажется. Я уже запаливал шнур, как в двадцати метрах от меня рванула моя граната.