лаврского типа IV и V столетий, весьма зависевшего от личных качеств своих великих первоначальников (свят. Мартина, преп. Гонората, препп. Романа и Лупикина) и более строгого общежительного монашества VI и последующих столетий. Этим событием было полное разрушение во время пожара монастыря Кондадиско. “Поскольку он был построен из дерева и не только состоял из вплотную примыкающих друг к другу келий, но и был надстроен вторым ярусом, то столь внезапно обратился в пепел, что к следующему утру не только ничего не осталось от зданий, но и сам огонь почти совсем затух” (гл. 162). В то время в монастыре было столько монахов, что не будь даже пожара, восточный лаврский идеал монаха, живущего в своей особой келье, стал на практике неосуществим: кельи вместо того, чтобы отстоять друг от друга на известное расстояние (на бросок камня, по позднейшему описанию скитского идеала русским отцом, преп. Нилом Сорским), кельи скорее врастали одна в другую. Посему преп. Евгенд, восстанавливая монастырь, ввел в нем более строгий общежительный устав, скорее в духе преп. Пахомия, чем большинства других отцов монашества Востока. “Отказавшись следовать в этом примеру восточных архимандритов, он решительнее подчинил всех монахов общему житию. По разрушении малых отдельных келий, он решил, чтобы все отдыхали вместе с ним в одном помещении: тех, кого общая трапезная объединяла уже для общей трапезы, он захотел объединить также и в общем дормитории, где лишь постели были раздельными. Там была, как и в часовне лампада, светившая в течении всей ночи” (гл. 170).

Нельзя не пожалеть об исчезновении первой монашеской “неформальности” на Западе, но однако господство общежительного Устава было действительно неизбежным. Свят. Мартин с его 80–ю монахами мог жить в уединении Мармутьера как “восточные архимандриты” с братией в своих лаврах; возможно, даже несколько сот братии могли бы жить так в глуши Юрских гор. Но когда туда пришло множество новоначальных (возможно, около тысячи), строгий надзор за ними стал очевидно необходим. Эта нужда чувствовалась также и на Востоке, как это можно видеть в общежительных установлениях преп. Пахомия в Египте и преп. Феодосия в Палестине с их тысячами монахов; но лаврский и скитской идеалы остались жить на Востоке и никогда не были просто вытеснены общежительным идеалом.

Церковь св. Иметьера, где пребывают и святые мощи сего подвижника VI века.

На Западе VI век явился веком великих творцов общежительных Уставов (таких как свят. Кесарий Арльский, преп. Венедикт Нурсийский, преп. Колумбан Люксельский и Боббийский, ирландский монах, живший в Галлии и затем в Италии). В Кондадиско тоже был свой Устав, подходящий к “климату страны и к необходимости труда” так же, как и к “галльской расслабленности” (гл. 174); к сожалению, не дошедший до нас. Благодаря таким Уставам специфический тип монашеской жизни мог распространяться далее и иметь более устойчивое влияние, чем пример одного основателя монастыря. Это в частности примечательно в распространении Устава преп. Колумбана в VII веке, особенно в Галлии, и еще более примечательного в распространении Бенедиктинского Устава по всему Западу в VII и последующих столетиях. Ко временам Каролингов (IX-X вв). Устав св. Венедикта был основным даже в индивидуалистической Галлии. Таким образом, монашество выжило и было в относительно хорошем состоянии, но свежесть и “неофициальность” юного монашеского движения была тем самым в значительной степени утрачена. Когда в современном Православии монашество представляет собой столь незначительное и хрупкое явление, нет ничего удивительного, что нас притягивает скорее ранняя, “неорганизованная” его фаза на Западе, чем поздняя, “организованная”. Галлия VI века за редкими исключениями все еще сохраняла ранний индивидуалистический характер монашества, представленный по большей части отшельниками и пустынножителями, будь то в пустынных местах или же в городах.

В VI и последующих столетиях в Юре были монахами из Кондадиско основаны еще и другие обители: в таких городах как Гранво и Лак де Бонлю до сих пор сохраняются развалины этих монастырей. В селении Сен-Гиметьер близ города Антра все еще можно видеть одну из старейших, сохранившихся в Юре, церквей. Построенная в VII или VIII веке, она хранит в себе мощи преп. Гиметьера, инока из Кондадиско, основавшего здесь пустынь в VI веке.

Автор “Жития юрских Отцов” был учеником и сотаинником преп. Евгенда, и потому способен открыть нечто из его сокровенной духовной жизни. В частности, он повествует о пяти видениях, бывших Святому, которые тот подробно описал ему. Сия суть: видение бывшее в детстве, когда препп. Роман и Лупикин показали ему его духовное потомство (глл. 121–124); его возведение в аббаты двумя святыми, случившееся непосредственно перед тем, как он действительно стал аббатом (глл. 135–136); посещение апостолов Петра, Андрея и Павла, возвестивших о прибытии частиц своих мощей из Рима (глл. 153–154); видение свят. Мартина Турского, пользовавшегося великим почитанием в юрских монастырях, известившего преп. Евгенда о том, что он охраняет двух путешествующих иноков монастыря (гл. 160); и последнее явление препп. Романа и Лупикина за пять лет до его кончины, ведущих его в ораторий на его погребении, в то время, как его монахи протестовали (гл. 176–177).

Самое длинное и наиболее детально описанное из этих видений вполне заслуживает сравнения с подобными же видениями в восточной агиографической литературе (например, видение птиц, означающих его духовное потомство, в житии преп. Сергия Радонежского): “Святый отрок в видении был поведен двумя монахами и поставлен перед входом в дом его отца таким образом, что он мог внимательно созерцать пристальным взглядом восточную часть неба с ее звездами, как некогда патриарх Авраам созерцал свое бесчисленное потомство. И ему было также сказано неким образным языком: “Тако будетъ семя твое” (Быт. 15, 5). Немного спустя один некто появился здесь, другой там, иной на ином месте, покуда все растущее множество их не стало бесчисленным: они окружили блаженного отрока и преподобных отцов — вне всякого сомнения препп. Романа и Лупикина — которые духовно воздвигли его… Это было, как если бы огромный пчелиный рой, похожий на некий медоточный грозд, собрался вокруг них и заключил их в себе. И внезапно с той стороны, куда был устремлен его пристальный взгляд, Евгенд увидел как бы огромную дверь отверстую в небесную высь и некий полого спускающийся к нему оттуда путь, окруженный светом и похожий на слегка наклоненную лестницу со ступенями из кристалла и ликами ангелов, облаченных в белое, и радостно поющих, идущих вместе с ним и его товарищами: они ликовали, хваля Христа, и в то же время, несмотря на все увеличивающееся число людей,