результат. Пусть не убивая, но обездвиживая нечисть. Добивали их честной сталью.

За друзей казак просил

Чтоб их на чужбине

Стороною обошли

Алчность и гордыня

Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….

Около девушки, что кружила с саблями, образовалось столпотворение. Мертвецы. Потеряв к живым интерес, пытались прорваться к ней, к этому источнику живого огня. Мы отбивались от них. Помогали только ножи, одиночный огонь. Крошить их автоматами или более крупным калибром не получалось. Пули просто проходили на вылет, не доставляя покойником беспокойства, раны затягивались на вылете.

Чтобы жены дождались

И отцы, и дети

Тех, кто ищет правду — мать

Да по белу свету

Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….

В голове метрономом стучали секунды песни, что слышал сотни раз на Дону. Она кружилась звоном мечей и треском огня, оседая пеплом от мертвецов. Пеплом было покрыто все, дорога, трава, форма, лицо, но не девушка и ее огненное войско. Серые хлопья как избегали прикасаться к ним.

А твари — откуда их столько, здесь не было столько трупов, сколько сейчас напирает на нас — они с ненавистью рвались к девушке. И им было безразлично превращение в пепел.

Для людей просил казак

Да благословенья

Чтобы были хлеб да соль

Во мирных селеньях

Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….

Ее голос, как метроном считал минуты, я почти перестал чувствовать руку, отстреливаясь или отбиваясь прикладом. Пот тёк по лицу, спине, ногам. Передо мной, не кланяясь никому стояла спина огненного казака, щитом и оружием. Вся жизнь в этом бою.

Чтобы крови не лилось

У отчего порога

Чтоб да кривде не жилось

Он молился Богу

Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….

Хор был слышен с разных сторон, утробный, басовитый, счастливый! Краем сознания заметил, что часть бойцов начала возвращаться, кромсая задние ряды. Лучами расходясь от полыхающей девушки и ее сабель, порхающих как крылышки стрекозы. На огромной скорости, становясь почти невидимыми. При этом сохраняя дыхание, не сбившись ни разу с аккордов песни.

Так молился тот казак

За землю родную

Чтоб ни горе, ни слеза

Ее не коснулись

Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….

Стало полегче, напор, хоть и яростный, но уже не кучный. Как она держится? Даже для мастеров ее танец с саблями — тяжелый труд, а сама хрупкая, тонкая — перышко. Сабли под мужскую руку сделаны, невероятно тяжелые, полосы метала было не разглядеть.

У Бога просил казак

Правды для народа

Будет правда на земле

Будет и свобода

Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….

Все, кажется выдержали, выстояли. Казачий круг вокруг их птицы.

Один из огненных казаков подошёл ко мне. Маленький, как из сыромятной кожи казак, с длинными усами и окладистой бородой, и глазами полными отражением живого огня.

Я чуть опустил ствол отработанным годами движением. Наконец заметив легкий пар, уже не понятно от стрельбы или от огня, который окружает их спасителей.

— Добре воин, добре битва была.

— Батьку! — откуда это вылезло во мне?

— Враги кличут «Урус — шайтан»[2], свои говорят дядько Иван, — он вытащил свой нож, подбросил схватившись за лезвие и рукоятью передал мне, — Кланяйся своим, тезка, да не забывай наших! Свидимся, друже…

Ой — ся, ты ой — ся

Ты меня не бойся

Будет правда на земле

Будет и свобода

Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….

Они пропали, с хлопнувшиеся костерки, как пламя свечи. Разом исчезли. Как мираж.

Девушка с трудом опустила своё оружие. Лезвием в землю, звук получился глухой, не звонкий, уставший. Ее наряд померк, искорки уже не сыпались в разные стороны.

Слышно было как она тяжело дышала, с хрипом и надрывом. С трудом сделав шаг в сторону, покачнулась, непроизвольно попытался помочь, но устояла. Сейчас птичка выглядела потрёпанной и жалкой. Справилась с собой, распрямила спину. Кивнула нам и никому, наклонилась ко мне, положив руку на лезвия подаренного ножа и шепнула:

— Вспомни атаман, границы России проходят по острию казачьей сабли. Сколько крови твоих предков в этой земле? Помни, казак, это земля Наша.

О ее существовании напоминал казачий нож — пластун и выжженный круг, пепел, закрывший всю землю и непонятно — влекущее, безотчетно — чарующее чувство единения со своей землей. Родина, моя земля, моих предков, моих детей и моя.

— Вань, это что же получается, нечисть — это не сказки?

— Так и выходит. Нечисть на нашей земле, Сашка. Вот и предки нам это показали и нас дурней сохранили.

Я просто сел на землю и посмотрел в небо, серо — золотое, живое, небо моей Родины! Оно разделилось на до и после. Я жизнь положу, но свою землю без помощи не оставлю. Храни тебя бог, птичка!

[1] Ходячие мертвецы, Скандинавская мифология, часто обладали магией.

[2] «Русский черт» — Иван Дмитриевич Серко(Сирко) — запорожский атаман, умер 11.08.1680, с. Ильинка напротив г. Энергодар

Глава 12

Голова была тяжелой, гулкой и слабо соображающей, язык был сухой как наждачка, все как после обмывания звезд. Устала я больше чем вчера. Я спать ложилась менее уставшей, чем проснулась! Да даже в спортзале меня так не уматывали.

Кощей спал рядом по-детски подложив ладони под щеку. Проморгавшись, попыталась скинуть этого постельного клопа. Но он уперся, даже не соизволив открыть глаза, стащил одеяло с подушкой и устроился на полу.

Одеяло было одно, по-утреннему теплое. Резко похолодало. Я с минуту смотрела на уютно свернувшегося калачиком колдуна. Пока мысли сонно встряхивались в моей