Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С этими грустными мыслями вышел из поликлиники и пешком пошел по улице Советской в направлении дома. Однако, проходя мимо Морского Собора, услышал, как меня окликнули по имени. Обернувшись, увидел Рамазана в окружении лиц кавказской национальности и явно без намека на интеллигентность. Лица всех обрамляли бороды и усы, а в глазах чувствовалось три начальных класса общеобразовательной школы. Делать нечего, подошел и поздоровался с Рамазаном и его «моджахедами» из этических соображений, предположил, что пообщаюсь с ними пять — десять минут и потом пойду дальше по своему маршруту. Мы представились, начали вежливо расспрашивать друг друга о здоровье, о делах, о самочувствии семьи, короче обычный вежливый кавказский этикет. Однако в разговор вклинился Рамазан, объяснил, что это практически все его родственники, а старший среди них — его двоюродный брат (он указал на него) и зовут его Хабиб. Они приехали в гости и сейчас все вместе направлялись к нему домой. Я пожелал им хорошо провести время и хотел было уже откланяться, как вдруг появился новый персонаж- Расим. Раньше он работал с братьями талышами, оказывается, есть такая нация в Азербайджане.
Эти два брата были хорошими ребятами, в одно время неплохо поднялись, но через год они вынуждены были закрыть один из магазинов. Расим у них работал около двух лет, вот там то я с ним и познакомился. Парень был вроде неплохой. Итак, я, наконец, собрался покинуть компанию, чтобы благополучно добраться домой. Но не тут- то было. Расим, оказывается, помогал Зейнаб, жене Рамазана, затариться в магазине на шесть человек, он типа добровольного носильщика был у них сегодня. Так вот, Зейнаб стала на родном языке о чем- то говорить мужу и Хабибу, они посматривали на меня и что- то ей вторили. Затем, она решительно направилась ко мне и обратилась с приглашением посидеть с приехавшими к мужу гостями. К ней немедленно присоединились Рамазан и этот Хабиб, который, как я понял, не особенно желал меня видеть в их компании, как, впрочем, и я. Но делать нечего, надо идти. Хотел, как лучше, а получилось, как всегда. Дело в том, что я отношусь к категории людей, которые не могут расслабиться в кругу незнакомых людей.
…Вначале наша посиделка шла на русском языке, и все принимали оживленное участие в разговоре, запивая общение водкой. Затем, изрядно набравшись, они перешли на свой родной язык, а я превратился в постороннего наблюдателя. Все, что они говорили, в дальнейшем воспроизводилось в моем сознании как два звука «атль и ботль». Такого гортанного языка ранее и не слышал, ведь, практически, все произносимые ими слова оканчивались на мягкий знак. Внимательно всматриваясь в лица присутствующих, вдруг шестым чувством ощутил, что они говорят обо мне.
Присмотревшись к ним, стал догадываться, что они имеют непосредственное отношение к боевым действиям в Чеченской Республике, по — простому «боевики», воюющие на стороне чеченских сепаратистов. Вон как водка языки им развязала, а глаза искры мечут, когда скользят взглядом по моему лицу. Я ведь со службы шел и на мне была черного цвета форма военно- морского флота с подполковничьими погонами. Вот она их и взбесила! Резко встаю со стола и громко благодарю хозяина за гостеприимство, на мой голос вышла и хозяйка, благодарю ее за изысканный ужин и прощаюсь нарочито вежливо с присутствующими бандитами. Быстрым шагом выхожу в прихожую, стремительно одеваю шинель и покидаю квартиру.
На следующий день утром через полуоткрытую дверь кабинета ко мне заглядывает ухмыляющееся лицо Расима. Жестом руки приглашаю войти:
— Заходи, Расим, в «дверях» правды нет, присаживайся, пожалуйста, хоть на стул, хоть на диван, где тебе удобнее. Возьми, пожалуйста, здесь двести рублей, хватит тебе на двадцать доз. Ведь доза морфия стоит сейчас червонец, не правда ли, Расим?
Парень на диване утвердительно кивает головой. Расим наркоман, вот уже второй год, как он в полной зависимости от морфия, где его достает, мне не ведомо и неинтересно. Всем известно, что жизнь наркомана короткая и заканчивается обычно от передоза, где- то на пятый год.
— Расим, дружище, ведь ты не так просто пришел ко мне, наверное, хочешь мне что- то рассказать. Я ведь вчера не досидел с компанией, пришлось уйти по делам, а то бы остался, конечно. Ребята хорошие. Только, когда они перешли на твой язык, я потерял нить разговора. Я ушел рано, а ты оставался до конца у Рамазана?
Расим молча кивает мне утвердительно, затем лицо его становится серьезным, и он начинает говорить:
— Руслан, я действительно оставался у Рамазана до конца банкета. Однако эти ребята не такие хорошие, как ты сейчас о них высказался. Когда они перешли на наш язык, Хабиб начал уговаривать Рамазана убить тебя, ибо ты служишь гяурам и к тому же другой веры, не мусульманин. Хабиб предлагал удавить тебя шнурком прямо на квартире, но Рамазан воспротивился. Дома, говорит, жена, дети и ты не из слабых, шум будет большой. Тогда Хабиб предложил выехать за город на шашлыки, где он пообещал лично выстрелить тебе в голову. Но ты им все сорвал своим внезапным уходом. Будь поосторожнее, Руслан, они опасные люди.
— Спасибо тебе, Расим, за предупреждение! — поблагодарил я его, — а когда они намерены уехать из Кронштадта, тебе не известно?
— Завтра утром, они билеты уже купили на поезд на Баку, — отвечал Расим.
Попрощавшись с ним, я занялся текущей работой. «Вот тебе и земляки! Вот тебе интеллигент Рамазан! А ведь и жена Рамазана все слышала, они ведь громко разговаривали? Но как же Зейнаб могла так поступить, даже не предупредила меня!»
Уехать «хабибовцам» я уже никак не мог позволить, что и произошло утром следующего дня на выезде из города — они все, были задержаны и доставлены в Ленинградский отдел. Не повезло и семье Рамазана. Нельзя жить, прикрываясь зонтом двойных стандартов. Через две недели Рамазан был найден застреленным в собственной машине на той стороне дамбы у Лисьего Носа. Братья талыши меня просветили. Он в паях с какими- то криминальными элементами из Чечни взял два КАМАЗа сахара и устроил его продажу, однако умудрился подельников обмануть, за что и поплатился жизнью. Между прочим, год назад он и талышей кинул на продаже муки, поэтому они больше с ним не водились. Зейнаб осталась в Кронштадте,