Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кэнди подумала, что это как-то неправильно: почему он сидит и читает книжку, хотя мог бы помочь ей с работой. Наверное, это один из этих мальчишек-лодырей, на которых ей жаловалась черноволосая.
— Ага, я приехала, — пробурчала она, не глядя на парня. — И нам надо работать!
Парень кивнул.
— Я тебя ждал, — сказал он.
В его голосе было что-то такое, что заставило Кэнди прервать работу, обернуться и приглядеться к нему повнимательнее. Она только теперь заметила, что это был никакой не парень, а взрослый мужчина… только Кэнди никак не могла понять, сколько же ему лет. Он был из тех, чей возраст никак не возможно определить по лицу. Но как бы там ни было, подумала Кэнди со странным трепетом где-то внизу живота, это был настоящий мужчина, не мальчик. Очень крупный мужчина, абсолютно лысый. С густыми черными усами и сверкающими глазами. Кэнди вспомнились удивительные глаза Пита Аспая, которые произвели на нее неизгладимое впечатление — но этот мужчина был настоящим Свенгали. Она сразу же поняла, что это и есть тот человек, о котором ей говорил Пит Аспай, и еще она поняла, что он сыграет важную роль в ее жизни.
— А вы… — она запнулась.
— Я, — пафосно проговорил мужчина, — я… Гриндл.
Кэнди смутилась под его пристальным взглядом, который как будто пронизывал ее насквозь и одновременно как бы расстегивал пуговицы у нее на платье и скользил по ее голой груди. Ее соски напряглись и болезненно заныли. Она отвернулась и принялась бить киркой по стене угля, а мужчина снова уткнулся в книгу. Кэнди нисколечко не сомневалась, что этот человек — самый продвинутый в духовном плане из всех, кого она знала, — и она лихорадочно соображала, что ей сказать, чтобы произвести на него впечатление. Она попыталась сосредоточиться на работе и еще яростнее застучала киркой. Она периодически останавливалась, чтобы перевести дыхание и собрать отбитые кусочки угля в аккуратную кучку. Когда она остановилась в четвертый раз, мужчина оторвался от книги.
— На сегодня достаточно, — сказал он. У него, как и у Пита Аспая, был очень сильный иностранный акцент, но это не резало слух. Даже наоборот, этот акцент прибавлял его речи серьезности и поэтического драматизма. Кэнди решила, что он, наверное, главный на этом участке шахты, и поэтому она сразу его послушалась и отложила кирку. Тем более что она и вправду очень устала.
— Ага, — сказала она и сгребла последние кусочки угля в начатую кучку.
— Ты хорошо поработала, — сказал мужчина.
— Спасибо, — Кэнди отряхнула руки. Она была очень довольна своей работой и сознанием исполненного долга. — Да уж, после такой работы надо как следует перекусить.
Мужчина убрал книжку в карман.
— А мне вот совсем есть не хочется, — сказал он, поднимаясь со стула. — Но мы все равно пойдем.
— Да, — согласно кивнула Кэнди. — Только… а как же уголь? — она указала глазами на кучку угля, который она «добыла».
— Да, его надо забрать. Вот… — он достал носовой платок и расстелил его на полу шахты, так чтобы Кэнди сгребла на него свой уголь. Она завязала платок в узелок и попыталась пристроить его за плечом, но так было совсем неудобно, и она убрала узелок в карман. Они пошли к лифту.
По дороге мужчина принялся напевать гимн «Молодых и трудолюбивых», и Кэнди стала тихонько ему подпевать. Это, похоже, вывело его из задумчивости.
— Прошу прощения, — сказал он, — я даже не понял, что пою эту песню. На самом деле, она мне не нравится. По крайней мере, сейчас мне не хочется ее слушать. Надеюсь, ты понимаешь.
— Да, конечно, — сказала Кэнди. Она немного смутилась, но ничего неприятного в этом не было.
Они достаточно быстро дошли до лифта, если учесть расстояние.
— Я запущу машину, — сказал мужчина. Это было первое, что он сказал после того, как раскритиковал песню «Молодых и трудолюбивых» почти милю назад. Он внимательно изучил кнопки и нажал на самую верхнюю, УРОВЕНЬ ЗЕМЛИ.
Лифт поехал наверх.
— Замечательно, — сказал мужчина. — Мы едем вверх. Вверх, вверх, вверх!
Кэнди показалось, что настроение у него резко понравилось, и она решилась задать вопрос.
— Мистер Аспай написал вам обо мне? — она как-то даже не сообразила, что за такое короткое время никакое письмо просто не успело бы дойти сюда из Нью-Йорка.
Мужчина молча смотрел на нее. Потом он сказал:
— Мы с мистером Аспаем общаемся телепатически. Он сообщил мне, что ты приедешь. Да. И что ты очень продвинута в плане духовном.
— Ой, — Кэнди даже смутилась, — он так сказал?
— Ему даже не за чем было об этом говорить… ты ведь пришла сюда в поисках истины, правильно?
— Ну… — Кэнди на секунду замялась и быстро добавила: — Да.
— Ты пришла, куда нужно. Мы начнем сразу же, не откладывая. Прямо сегодня.
Внимание этого человека, в котором он до сих пор ей отказывал, было для Кэнди как теплая ванна с ароматной пеной.
— Я… я даже не знаю, что сказать…
— Тому, кто знает, нет нужды говорить; кто говорит, тот не знает.
— Да, мистер Аспай тоже так говорит! — воскликнула Кэнди с восторгом. Она всегда испытывала восторг, когда что-то знала и могла показать свои знания.
— Это он от меня перенял, — сказал мужчина. — Он мой секретарь.
Он сказал это просто, безо всякой рисовки. Как ребенок — без самодовольства, но и без ложной скромности. Но сам факт произвел впечатление на Кэнди — даже на фоне всех впечатляющих событий прошедшего дня, ее знакомства с мистером Аспаем, и, конечно же, с Дереком, — и ее сердце вновь преисполнилось тихой радости.
Кэнди и великий Гриндл сидели в палатке для отдыха и беседовали за чашкой горячего шоколада: он сидел за столом для настольного тенниса, а она — на полу, у его ног.
— Ты сейчас на какой стадии духовного продвижения? — спросил он у девочки.
— Господи, я не знаю, — пролепетала она.
— Нет, сердце знает, — авторитетно заявил он. — Сердце знает.
— Наверное, я на самой начальной стадии, — честно призналась Кэнди.
— Путь к мистическому просветлению делится на шесть этапов, — сказал великий Гриндл. — И в любой момент времени ты находишься на одном из них. Первый этап такой: прочитать много книг по самым разным религиям и философиям, послушать лекции мастеров по различным доктринам — и серьезно опробовать некоторые доктрины в применении к себе.
— И это только первый этап? — Кэнди с трудом в это верилось.
— Да. Видишь ли, путь к просветлению долог и труден — многие на него вступают, но лишь единицы проходят его до конца.
— А второй этап?
— Второй этап: выбрать одну доктрину из многих, отринув все остальные — как орел, нападая на стадо овец, уносит только одну.