Первоначально мне казалось, что мужской компонент сеанса был еще сырым и не проработанным, и хотя я получил кое-какие новые прозрения, исцеление было неполным. Теперь я различаю значительно более целительное внутреннее раскрытие. Это связано с моими отношениями с отцом, здоровье которого за последние месяцы пошатнулось, а также с моим пока еще новым и проявляющимся отношением к «эзотерическому».

Во первых, болезнь моего отца создала новую возможность для диалога о более глубоких основных вопросах человеческого существования. Во взрослом возрасте моя стратегия противодействия его довольно авторитарной форме религии и его не терпящим возражений заявлениям о жизни заключалась в том, чтобы все меньше и меньше говорить с ним о себе. Отчасти, это основывалось на страхе. Сеанс работы с дыханием помог мне осознать, что не говоря с ним о себе, я чего-то лишаю нас обоих. Я обязан чаще встречаться с отцом и говорить с ним о себе более откровенно и в духе любви.

Во вторых, что труднее объяснить, исцеление происходит в связи с моим отношением к эзотерическому.

Я относился к этой тенденции с некоторой опаской по нескольким причинам: 1) я всегда сторонился эзотерического как чего-то несовместимого с моим научным образованием; 2) я не знаком с эзотерическими учениями, и мое баптистское воспитание оставляло мало места даже для того, чтобы задумываться о них (кроме как о «дьявольских»); и 3) если бы существовала тайная программа, она могла бы вести к манипуляции. От вас я узнал, что все эзотерические учения (подобно учениям официальной религии) могут быть орудиями света или – если используются для манипулирования посредством злоупотребления властью и эго – орудиями тьмы. Я научился доверять своей интуиции в этой области и, поступая так, смог открыться новому исследованию.

Таким образом, работа с дыханием привела меня к эмоциональному, интеллектуальному и духовному раскрытию. Она принесла исцеление. Я уверен, что по мере того, как я продолжаю жить с этим опытом и размышлять о нем, он будет продолжать приносить еще большее исцеление. Даже когда я это пишу, у меня возникает чувство, что другие области моей жизни открываются прозрениям, полученным от Холотропного Дыхания. Вы верно заметили, что для меня этот опыт был «ключевым бревном».

А вот выдержка из отчета об одном из сеансов Джейнет – 45-летней женщины-психолога, проходившей у нас обучение практике Холотропного Дыхания. В ходе сеансов она заново переживала различные травматические эпизоды из своего тяжелого детства, включая мучительное физическое и сексуальное надругательство. Эти сеансы часто сосредоточивались на ее отце, который жестоко обращался с Джейнет, а также сыграл очень необычную роль в ее рождении в качестве повитухи ее матери при домашних родах. Во время этой процедуры он руководствовался телефонными инструкциями врача.

У Джейнет были одни из самых мощных и ярких переживаний из всех, что нам довелось видеть за все годы нашей практики Холотропного Дыхания. У нее был необычайно легкий доступ к трансперсональной сфере, и даже ее биографические и перинатальные сеансы зачастую были богато украшены архетипической символикой. Нередко в них фигурировали персонажи и темы из шаманской, тантрической и греко-римской мифологии – встречи с различными божествами, трудные испытания, расчленение и психодуховная смерть и возрождение. Во время обучения она глубоко увлеклась астрологией и была очарована корреляциями между содержанием ее сеансов и архетипами, связанными с ее планетарными транзитами.

Первым переживанием в этом сеансе было то, что я бегу по лугу, похожему на сельскую местность, где я в детстве проводила каждое лето, но теперь бегу как взрослый человек, чувствуя, будто бегу к кому-то. У меня смутное ощущение группы женщин, танцующих с Дионисом, это очень сексуальный танец, и он быстро становится неистовым. У меня возникает впечатление, что танец превращается в разрывание на части. Мое сознание расширяется вовне, как будто я могу видеть последовательность эпох – сперва ту, в которой женское начало разрывает мужское, а потом когда мужское начало разрывает женское, как будто один и тот же миф разыгрывается в реальности мифологической истории с ролями полов, меняющимися на противоположные.

Я вижу черного жеребца; он бежит, весь в мыле, и я бегу к нему и залезаю ему на спину, чувствуя, будто я оседлала первобытную мужскую энергию. Я ощущаю себя и слитой с жеребцом, и отдельной, как человек и женщина. Он бежит к пещере и сбрасывает меня. Я спускаюсь в пещеру и чувствую, что это граница подземного царства. В тот самый момент, как я это чувствую, мне кажется, что меня преследует массивная черная мужская фигура. Его внешность трудно описать, он человекоподобен, но не человек, и его окружает глубокая черная аура мистического. Его присутствие вызывает ощущение опасности для жизни. Осознавая это, я понимаю, что это – Гадес, древнегреческий бог смерти. Спасая свою жизнь, я бегу вниз в пещеру, пытаясь скрыться от него вглубь земли.

У меня странное чувство, что я одновременно убегаю от него, и бегу к матери-земле как Персефоне. Я не перестаю бежать. Всякий раз, когда мне кажется, что я спасаюсь, он внезапно и неожиданно появляется передо мной и садистски смеется над моими попытками ускользнуть от него. После многократного повторения этой последовательности действий – я убегаю, чтобы спастись от него и он вдруг снова появляется. Гадес зловеще говорит: «Ты не можешь убежать от Смерти». У меня ощущение, что в этот самый момент Гадес-Смерть меня ловит и насильно уводит в загробный мир…

Сцена меняется, и теперь я – ребенок, одновременно бегущий через оба дома, в которых я росла. Это знакомое ощущение, но сейчас оно переживается сильнее. Я продолжаю дышать и чувствую, что уменьшаюсь до размера середины детства – семи– или восьмилетнего возраста. Я падаю вперед и оказываюсь лежащей лицом вниз на полу. Я плачу и продолжаю ползти, стараясь ускользнуть от своего отца, который хватает меня за лодыжки и говорит «от него не убежишь». Я кричу. В доме больше никого нет. Это дом на Мэйн Стрит, первый дом моего детства… Я чувствую, что мое тело волокут по деревянному полу по направлению к большому, угрожающему, смутно вырисовывающемуся темному присутствию. У него эрекция и я начинаю чувствовать, что он меня насилует. Я переживаю это не как один эпизод, а как многочисленные эпизоды, спрессованные в одно переживание.

Я чувствую, что мое тело насилуют множеством способов, от содомии до вагинального изнасилования в связанном состоянии и орального вторжения. Я начинаю чувствовать сильную тошноту, и меня рвет на мой матрас. Я пытаюсь этого избежать, но начинаю чувствовать оцепенение; я прошу своего партнера-сиделку взять меня за лодыжки, чтобы посмотреть, не могу ли снова почувствовать ощущения. Вся сцена исчезает и мое тело теперь испытывает полную потерю чувствительности. Я возвращаюсь к дыханию, но ничего не чувствую. Я иду в туалет, возвращаюсь и прошу Тэва помочь мне. Я знаю, что не могу идти туда одна, и что я потеряла способность чувствовать.

Тэв ведет меня через процесс; я откидываюсь на матрас и у меня в груди и в горле возникает чувство боли. Потом оно превращается в черную тень и невидимо скрывается в моем сердце. Я снова теряю чувствительность. Тэв поощряет меня продолжать дышать. Теперь я вспоминаю сильную боль после одного из самых мучительных эпизодов сексуального надругательства и насилия моим отцом, когда я была старше, примерно 11-ти лет. Я чувствую острую боль в области гениталий от грубого изнасилования, а также сильную эмоциональную боль от одиночества. Кажется, что боль меня убивает, и я чувствую сильное желание умереть, чтобы спастись от сильной боли и от моего отца.