Сов. энциклопедия, 1962–1978.

ССРЛЯ — Словарь современного русского литературного языка. Т. 1–17.М.-Л.: АН СССР, 1950–1965.

ТСЖВРЯ — Толковый словарь живого великорусского языка (Даль).

ИЗК — Ильф, Илья. Записные книжки 1925–1937. Первое полное издание. Сост. и коммент. А. И. Ильф. М.: Текст, 2000.

Ильф А., ДС — Ильф, Александра. Ильф и Петров, Двенадцать стульев. Авторская редакция. М.: Текст, 2001.

Ильф А., ЗТ — Ильф, Александра. Ильф и Петров, Золотой теленок. Авторская редакция. М.: Текст, 2003.

Ильф А., ПО (2000) — Ильф, Александра. Путешествие в Одессу. Одесса: Пласке, 2000.

Ильф А., ПО (2004) — Ильф, Александра. Путешествие в Одессу. Одесса: Пласке, 2004.

Одесский и Фельдман, ДС — Ильф И., Петров Е. Двенадцать стульев. Первый полный вариант романа с комментариями М. Одесского и Д. Фельдмана. М.: Вагриус, 1997.

Одесский и Фельдман, ЗТ — Ильф И., Петров Ё. Золотой теленок. Первый полный вариант романа с комментариями М. Одесского и Д. Фельдмана. М.: Вагриус, 2000.

Сахарова, Комм. — ДС — Сахарова Е. Комментарии // Ильф, Илья, Петров, Евгений. Двенадцать стульев. М.: Книга, 1987.

Сахарова, Комм. — ЗТ — Сахарова Е. Комментарии // Ильф, Илья, Петров, Евгений. Золотой теленок. М.: Книга, 1989.

Сокращенные датировки периодических изданий. За условным обозначением журнала или газеты следует:

1) либо номер и год (номер — двузначным числом, год — четырехзначным), например: [КН14 Л927] = «Красная нива», номер 14 за 1927 г.;

2) либо число, месяц и год (двузначными числами), например: [Ог 11.01.29] = «Огонек» за 11 января 1929 г.,

причем для каждого издания принимается всегда один и тот же способ датировки.

В редких случаях ссылки носят неточный характер, указывая только месяц и год: [Из 12.30] = «Известия» за декабрь 1930 г., или только год: [Пр 1928] = «Правда» за 1928 г.

В номер комментария входят сокращенное название романа (если оно неясно из контекста) + номер главы + разделитель // + номер примечания к данной главе. Примеры: ДС 15//6 (= примеч. 6 к главе 15 «Двенадцати стульев»), ЗТ 8//40 (= примеч. 40 к главе 8 «Золотого теленка»).

Источники цитат даются в квадратных скобках без кавычек: [В. Катаев, Разбитая жизнь] или [М. Кольцов, Избр. произведения].

Двенадцать стульев

1927–1928

1. Безенчук и «Нимфы»

1//1

В уездном городе N… — Начало ДС, подчеркнуто традиционное, задает тон роману, для которого типично массовое употребление литературных клише, цитат и подтекстов. Б. Петров вспоминает, что первая фраза долго не рождалась. «То есть фраз было много, но они не нравились ни Ильфу, ни мне. Затянувшаяся пауза тяготила нас. Вдруг я увидел, что лицо Ильфа сделалось еще более твердым, чем всегда, он остановился (перед этим он ходил по комнате) и сказал: — Давайте начнем просто и старомодно — «В уездном городе N». В конце концов, неважно, как начать, лишь бы начать» [Из восп. об Ильфе].

Нетрудно видеть, что первые слова романа найдены Ильфом весьма точно, так как отражают установку авторов с той эмблематичностью, которая часто характеризует начало — первую фразу, первый кадр фильма, первое появление героя и т. п. В данном случае бросающимся в глаза признаком зачина является цитатность, главная черта всей поэтики ДС/ЗТ. Гоголь начинает «Мертвые души» словами: «В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка…» Сходными формулами начинаются «Ионыч» Чехова («Когда в губернском городе С. приезжие жаловались на скуку…»), его же «Степь», «Два гусара» Толстого и множество других произведений.

1//2

В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что, казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть. А на самом деле в уездном городе N люди рождались, брились и умирали довольно редко… [и далее: ] Хотя похоронных депо было множество, но клиентура у них была небогатая… Люди в городе N умирали редко… — Ср. начало «Скрипки Ротшильда» Чехова: «Городок был маленький, хуже деревни, и жили в нем почти одни только старики, которые умирали так редко, что даже досадно. Гробов требовалось очень мало. Одним словом, дела были скверные». Ср. также: «Бросается в глаза бесконечное количество парикмахерских. Можно подумать, что в Калуге только стригутся и бреются» [Е. Зозуля, Старое и новое в Калуге, Чу 37.1929; возможно, восходит к ДС].

1//3

Ипполит Матвеевич Воробьянинов. — Б. Петров вспоминает: Воробьянинову «было решено придать черты моего двоюродного дяди — председателя [полтавской] уездной земской управы» [Из воспоминаний об Ильфе]. Об этом дяде кое-что сообщает В. Катаев:

«…богатый помещик и земский деятель Евгений Петрович Ганько… Он был большой барин, сибарит, бонвиван, любил путешествовать по разным экзотическим странам и несколько раз, возвращаясь на пароходе добровольного флота из Китая, Гонконга, Египта или Индии, проездом через Одессу в Полтаву, неизменно наносил нам семейный визит, привозя в подарок разные диковинные сувениры… У него было могучее, хотя и довольно тучное от неумеренной жизни телосложение, ноги, разбитые подагрой, так что ему приходилось носить какую-то особенную бархатную обувь вроде шлепанцев, и великолепная голова с римским носом, на котором как-то особенно внушительно, сановно сидело золотое пенсне, весьма соответствующее его сенаторским бакенбардам и просторной пиджачной паре от лучшего лондонского портного, источавшей тонкий запах специальных мужских аткинсоновских духов… К началу войны Е. П. одряхлел, почти уже не мог ходить и по целым дням сидел у себя в Полтаве в удобном кирпичном особняке, построенном в украинском стиле… в вольтеровском кресле, с ногами, закутанными фланелью, и перелистывал старые комплекты «Ревю де Дё Монд» или занимался своими марками, и я слышал, что он был великий филателист и владел бесценными коллекциями, из которых одна была единственной на весь мир — коллекция полтавской уездной земской почты… Тетя умерла в Полтаве в 1942 г. при немцах, незадолго до этого похоронив Евгения Петровича…» [Разбитая жизнь, 378–379].

Как видим, лишь отдельные черты двоюродного дяди — золотое пенсне, внушительная патрицианская наружность, большой нос, бонвиванство, коллекционирование земских марок — перешли к Ипполиту Матвеевичу, другие же — тучность, путешествия на Восток, подагра, бакенбарды — в романе отражения не нашли.

Создавая фигуру Воробьянинова, писатели, видимо, использовали черты нескольких образцов дореволюционной мужской респектабельности. Внешне он походит на П. Н. Милюкова и на П. Д. Боборыкина [см. ниже, примечание 9 и ДС 7//10], в то время как отдельные моменты его сюжетной линии напоминают приключения эмигрантов, возвращающихся в Россию, в частности, В. В. Шульгина [см. ДС 7//1; ДС 9//3; ДС 14//18].

Бывший предводитель дворянства, губернатор и т. п. на скромной канцелярской должности — одно из общих мест 20-х гг. на тему