– Кроме бога – никого! – твердо сказал Хромов. Он понял, что совершил ошибку, намекнув Тюляфтину на связи Панюшкина, тот сразу насторожился. – Неужели он сидел бы здесь, на этом мерзлом мысе, если бы у него в самом деле были приятели наверху?

– Да, вы правы, – солидно согласился Тюляфтин. – Но почему тогда он на самом деле здесь сидит?

– А где ему сидеть при его скудных знаниях, при полном неумении, нежелании зажечь коллектив на выполнение поставленных задач? Где?! – Хромов поднялся, заполнив комнату своим большим рыхлым телом, навис над Тюляфтиным неотвратимо и устрашающе. Потом он уперся кулаками в стол, на секунду замер, словно видел перед собой тысячную толпу народа, притихшую в ожидании его слов, вздохнул хрипло и протяжно. – А еще Панюшкин держится здесь благодаря Тайфуну. Да! Мы все тут стоном стонем, криком кричим от этого Тайфуна, от его последствий, от этой катастрофы, а Панюшкин счастлив. Тайфун списал все его грехи. Нет теперь грехов Панюшкина. Нет! – Хромов словно бы в удивлении развел руками. – Морем смыло, ветром унесло, песком засыпало. Понимаете? Куда было деваться Панюшкину, не случись Тайфун? Графики строительства сорваны, народ бежит, средства израсходованы, моральный уровень в коллективе... Не будем об этом, и так ясно. А теперь все в порядке. Ажур. На все вопросы Панюшкин отвечает одним словом – Тайфун. Стихийное бедствие. И говорить, дескать, не о чем.

– Ловко вывернулся! – Тюляфтин чувствовал себя польщенным, видя, сколько душевных сил, волнений, времени тратит на разговор с ним Хромов. Ощущение собственной значительности, возникшее в нем, усилилось, укрепилось.

– Да, только один человек был счастлив, когда на нас свалилась эта беда. И вы знаете его имя. И от вас зависит, чтобы справедливость восторжествовала. Люди должны верить в силу правды, – веско сказал Хромов и отвернулся, не в силах сдержать нахлынувшие чувства. – Только когда люди верят в правду и справедливость, они могут вершить большие дела. А мы здесь собрались не в прятки играть. Люди приехали сюда работать. И надо дать им такую возможность. И убрать помехи с их пути. Вот так. – Хромов вынул из кармана большой, неопределенного цвета платок, с силой встряхнул его, освобождая от карманной трухи, и шумно высморкался.

– Боюсь, что вы правы, – солидно проговорил Тюляфтин. – Надо что-то делать.

– И немедленно! – грохнул Хромов кулаком по столу.

В комнате главного механика Жмакина в общежитии окно было задернуто простыней, на подоконнике валялись какие-то гайки, мелкие детали, угол занимал разобранный мотор. В печке гудели дрова. За столом сидели сам Жмакин и напросившийся гость – Ливнев. Он принес с собой бутылку водки, она незаметно опустела, пока шел разговор о погоде, Проливе, Панюшкине, но, когда на столе остались лишь куски кетового балыка, Ливнев решил, что пора приступать к делу:

– Ну хорошо, Федор Васильевич, вот ты говоришь, Тайфун разметал флотилию по всем окрестным берегам... Собрать ее в одно место можно было?

– Отчего ж нельзя? Было б кому.

– Я слышал, что катамаран с главной лебедкой вообще в море вынесло?

– Было.

– И далеко унесло?

– Под Александровском нашли.

– Это сколько километров?

– Да под четыреста будет.

– Что же дальше? – Ливнев задавал вопросы так нетерпеливо, с такой заинтересованностью, что, казалось, просто невозможно было не заразиться его волнением, сознанием важности разговора.

Но Жмакин оставался невозмутимым, и каждое слово приходилось вытаскивать из него чуть ли не силком. И сам он при этом морщился, будто испытывал настоящую боль, маялся и тайком поглядывал в окно – не спасет ли кто от истязаний корреспондента?

– Ну, нашли и нашли. На место доставили.

– Кто доставил?

– Наши ребята. Кто же еще?

– И ты тоже?

– А как же – главный механик. По должности положено.

– А потом?

– Здесь катамаран. Лебедка к работе подготовлена. Порядок, можно сказать. Поставленные задачи мы выполним, слово свое сдержим.

– Какие, к черту, задачи! Ты расскажи лучше, как катамаран сюда тащил! Кто помогал, кто мешал, в чем была помощь и в чем помеха?

– Лучше я за бутылкой схожу. – Жмакин уже приподнялся, но Ливнев решительно усадил его на место.

– Э нет! С бутылкой завязали. После второй только песни сможем петь. А песни мне вроде бы и ни к чему. Не за этим приехал. Кто нашел катамаран? Ну? Кто? Отвечай!

– Ребята нашли. Летчики. С вертолета увидели. Во льдах под Александровском затерло. Да, километров четыреста его гнало, не меньше. Уже думали, затонул. Кто мог предположить, что...

– Людей там не было?

– Откуда? Как только катавасия началась, всех с Пролива сняли. Личное указание Толыса.

– А катамаран как притащили?

– По воде... Не по воздуху же, – Жмакин усмехнулся.

– Слушай, ты что, издеваешься? Я и сам знаю, что по воде, а не по воздуху. Прошу – расскажи, как ты его тащил сюда! Волоком ли, своим ходом, буксиром, как?

– А зачем это?

– Надо мне. В газете потому как работаю.

– Ну?

– Нет, давай договоримся – сначала я спрашиваю, потом ты. Вот я и говорю тебе – ну? Увидели его под Александровском, а дальше? Ну?

– Тут никакой вины Панюшкина нету, – Жмакин успокаивающе положил руку Ливневу на плечо. – Он людей снял, всех до одного велел снять. Хотели было оставить на катамаране дежурного, чтоб хоть сигналы какие подавал, – Толыс не разрешил. И вообще...

– Я знаю. Панюшкин большой человек, и вокруг на тысячу километров нет никого, кто бы сравнился с ним, кого бы рядом можно поставить. И что головастый ваш Панюшкин, каких свет не видел, тоже знаю. Не знаю только, как вы катамаран тащили.

– А, катамаран... Так бы и сказал... А я думаю, что мне про Панюшкина нужно говорить... Ведь он дал команду снять людей? Дал. Сняли людей? Сняли. Жертв не было? Не было. Все живы-здоровы.

– Понял. Он дал команду снять людей. А потом он же дал команду тебе и твоим ребятам пригнать катамаран обратно. Так?

– Точно. Тяжеленькое было дельце... Неприятное. У меня два самых неприятных дела в жизни было – развод с женой и доставка катамарана из-под Александровска.

– Про жену потом. Сейчас про катамаран.

– Про жену я не собираюсь. Она, кстати, в магазине продавцом работает. Вера ее зовут. Хорошая женщина, бедовая. Но есть и недостатки. Вот, к примеру...

– Катамаран! – закричал в отчаянии Ливнев.

– А, про катамаран можно... Ну что, неделю мы сквозь льды к нему пробивались. Льдов нагнало, скажу я тебе, чуть ли не от самой Чукотки. А у нас катерок слабый, мотор – одно название, шум от него, и больше ничего, все время захлебывается! Волны невозможные, после Тайфуна никак успокоиться не могут, будто раздразнил их кто-то, бесятся – никакого сладу. А потом еще оледенение началось. Тут хоть волком вой. Буксир управление теряет, тяжелый стал, неповоротливый, круглые сутки лед скалывать приходилось, а скалывать нечем, не рассчитывали мы на оледенение, но кой-чем приспособились.