— Да, немного поработал, — улыбнулся Марат. — Ну как, хорошо прошел день рождения?

— Какой день рождения?

Марат рассмеялся.

— Ты же сказал, что день рождения и ты приглашен.

— Нет, не было никакого дня рождения. Пешком пошли до котлована и вернулись.

— С кем это?

— Эээ, есть в столовой официантка, Ларисой зовут. Говорит: ты очень мне нравишься, если б не нравился, я бы ни за что не позволила себе прийти к тебе на свидание, я не из тех девушек, с кем ты имел дело… И как она ломалась… И, между прочим, она очень злословила в твой адрес.

— В мой? За что?

— За то, что ты бездушный, черствый человек, и много подобных слов. Клянусь, в этом я с ней согласен.

— На здоровье. А в другом плане?

— А что может быть в другом плане? А в другом плане она образцово-показательная идиотка, — усмехнулся Андрей и, дотянувшись, выключил свет. В темноте заскрипела его кровать. — Боже мой, как рождаются такие типы? Не вздумай, говорит, погулять со мной и бросить, я не из тех девушек.

— Что тут возмутительного? — улыбнулся Марат. — Она наверняка знает, что ты почти всем девушкам стройки клялся в любви.

— А если знает, зачем зовет меня среди ночи?

— Чтобы сказать тебе об этом.

Некоторое время лежали молча. Андрей закурил. Огонек его сигареты равномерно проделывал полукруги в темноте комнаты в сторону пепельницы и обратно.

— Андрюша, скажи честно, наверное, нет на стройке человека, с кем бы ты не был знаком?

— Ясно, что ты имеешь в виду девушек… Почти всех знаю. Недавно прибыли несколько, среди них есть одна, очень хорошенькая, удивительно привлекательная, с красивыми ножками — поймать и сразу растерзать…

— Это которая?

— Ее Симой зовут, ты, наверное, видел ее. Не видел?

— Может, и видел, не помню, всех же по именам не могу знать.

— Из столицы приехала. По комсомольской путевке.

— Ладно, давай спать, — глухо отозвался Марат.

— Что это с тобой? — удивился Андрей.

— Ничего, просто удивительно, как это ты успеваешь узнать и, что самое главное, запомнить всю эту информацию о девушках, — не без обиды сказал Марат, поворачиваясь к стене. — У тебя, наверное, и в соседнем селе есть знакомые девушки.

— Черт бы всех их побрал. Однажды, Марат, в студенческие годы, в театре, увидел одну девушку. Такую красивую, такую хорошую… Я до такой степени растерялся, что в гардеробе попросил пальто, которое было на мне. Старый гардеробщик посмотрел на меня и засмеялся… Что касается девушек из соседнего села… Попробуй с ними заговорить, за минуту соберут вокруг себя весь род. Миллион лет не нужно.

— А с этой… как ее зовут… Сима, что ли … уже познакомился?

— Так, слегка. Кажется какой-то недоступной. Наверное, есть у нее здесь кто-то. Если даже не здесь, то в городе. Такая девушка — и чтоб не имела любимого?..

— Все, поспим. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Непривычно для осени, всю ночь до утра гремел гром, время от времени сверкала молния, грохот откликался эхом в ущельях. А в предутренний час спустился туман, заполнил ущелье, и на расстоянии нескольких сот метров вообще ничего не было видно. Оголяющиеся ветки деревьев уныло раскачиваются, и по ним скатываются и падают холодные капли дождя. Внизу, под деревом, среди стада, задрав голову, бегает и кричит трубным голосом черный, как уголь, бычок.

Олени выходят из заповедного леса и, стоя на близлежащих холмах, испуганно смотрят на долину — нет ли опасности? Потом осторожно спускаются к реке — напиться — и сразу исчезают в чаще.

Впоследствии туман еще больше сгущается, и самосвалы в непроглядном тумане друг за другом, включив фары, едут на котлован.

Уже несколько дней, как заболел начальник строительства, и Марат был вынужден его заменить. Он был по горло занят работой — собрания, заседания, летучки, которые порой длились целый час, планерки, телефонные звонки. Этого было вроде бы мало, с другой стороны, прижимал трехмесячный план, нужно было собраться с силами, иначе начнутся нападки со всех сторон и не будешь знать, где укрыть голову.

Марат возвращался домой в полночь, ужасно уставший, он падал на кровать и засыпал, успевая только завести будильник на шесть часов утра. Просыпался в шесть утра, слегка умывался ледяной водой, чтоб прогнать сон, садился работать над диссертацией: это ведь тоже нужно было закончить, время не ждет… И до рассвета, когда во всем поселке выключен свет и люди мирно спят в своих постелях, как маяк в ночи, горит лишь одинокое узкое окошко домика на краю леса. И все знают, что там, за этим окном, склонившись над письменным столом, сидит он, Марат Агабекович, — человек, который неизвестно когда спит и спит ли вообще: днем он бывает на стройке, ночами дома сидит за столом, заваленным рукописями, словарями, техническими справочниками и чертежами.

Все знали, что это он, это свет в его вагончике до утра моргает в темноте, как глаз циклопа. Да, это было так, однако никто не знал, что именно в эти минуты, склонившись над своими бумагами, он думал вовсе не о диссертации. И если кому-нибудь из них, кто хорошо знает Марата (или, во всяком случае, думает, что знает), было бы возможно показать правдивые записи всего того, о чем в этот момент думал главный инженер, этот человек решил бы, скорее всего, что над ним издеваются. Марат Агабекович, характером строгий, немногословный, сдержанный — и вдруг такие мысли, которые больше подошли бы влюбленному впервые в жизни пятнадцатилетнему подростку…

Скажем, он и сам не верил этому. А думал он о Симе, и думал самыми избитыми словами, какими действительно может упиваться пятнадцатилетний влюбленный, полностью отвергающий взаимность. Днем Андрей как-то вскользь проронил, что будто во время его «богослужения», как он называет свою игру и песни на ближнем холме, он заметил, как Сима с каким-то парнем отделилась от всех и они, беседуя, прошли в сторону леса. Этого было достаточно, чтобы Марат потерял покой. «Но ведь я же люблю тебя, Сима, — глядя на беспорядочно разбросанные книги и рукописи, однако ничего не видя перед собой, мысленно говорил он девушке. — Я полюбил тебя с самого первого взгляда, когда увидел на берегу реки сидящей на замшелых камнях. Я не знаю, почему, случайно проходя в этом месте, в этот момент увидел именно тебя… И что бы изменилось, если б вместо тебя там был кто-нибудь другой? Наверное, я остался бы прежним Маратом и не переживал бы то, что я сейчас переживаю. Я признателен тебе, Сима, за то, что ты,