— Ну все, твари, — пришел ваш смертный час!

Тихомиров выглядел сейчас настолько разъяренно — кто-то все же зацепил его по носу, настолько внушительно, что недоросли испуганно бросились к выходу… Правда, один в дверях обернулся:

— Ну, громила, еще посчитаемся!

Максим швырнул в него шест, да жалко — промазал. Обернулся…

В первом ряду Олеся, обняв, утешала голую подруженьку:

— Ну не плачь, Ленка, не плачь! Ну, кто же знал, что тут такое? Может, в следующий раз повезет больше?!

— Не-а, не повезет. — Усевшись рядом, Тихомиров подмигнул обеим.

И обе в унисон вскрикнули:

— Максим?!

Олеся повернула голову:

— Лен, а ты его откуда знаешь?

— От Насти. Ну, я тебе рассказывала… Это ее брат.

— Ах, ну да…

— Ну что, девушки? Может, пойдем отсюда?

— Ой… Мне бы одежду собрать.

— Я вам помогу! — немедленно вызвался какой-то доброхот.

Натянув одежку, девушки прошли за кулисы — за сапогами и куртками. Кроме музыкантов и десятка еще не выступавших претенденток, там никого больше и не было.

— Вы идите, девчонки, я догоню.

Макс подошел к музыкантам:

— Арнольд где?

— Сейчас явится. Да ты не беспокойся — у нас такое часто бывает. Ну, драки, там, да и девчонок утаскивают.

— Да уж, — презрительно скривился Тихомиров. — Вижу, контора у вас — серьезнее некуда.

— Да мы вообще ни при чем — нас просто поиграть попросили.

— А вот и Арнольд… Арнольд Иваныч, вас тут ждут!

— Ждет? Кто?

— Конь в кожаном пальто! — Подскочив к только что вошедшему коротышке, Максим с ходу заехал тому в ухо.

Конферансье упал, застонав и смешно задрыгав ногами:

— Не бейте! Пожалуйста, не бейте! Ну, у кого не бывает накладок?

Честно говоря, Тихомирову бить его больше и не хотелось — как-то противно стало, да и злость прошла — кого винить-то? Разве что самих девчонок, вот уж поистине бабы — дуры. Нашли себе работенку! Приперлись!

Он даже не стал гнаться за шарахнувшимся с лестницы хлыщом — ну его к ляду! Выскочив на улицу, поискал глазами девчонок… ага, вот они!

— Уважаемый! Ты кирпичи-то забирать будешь?

Тихомиров обескураженно обернулся: у выхода стоял усач. Продавец, господи!

— Кирпичи?! Ах, ну да, ну да. Чуть не забыл ведь! Все из-за вас! — это он уже сказал девушкам. — И чего сюда приперлись, думали — работа стоящая?

— Спасибо тебе, Максим, — подняв глаза, поблагодарила Олеся.

Ах, какой она была красивой в этих узеньких джинсиках, в лаковых сапожках на высоких каблучках. Милое, до боли родное личико, карие сверкающие глаза… Олеся…

— Ну, пойдем к Насте что ли? — пригласил Максим. — Все равно кирпичи везти.

* * *

И как-то так само собой получилось, что Макс предложил Олесе пойти к нему. Девушка согласилась — все же, как видно, была уже на грани: ни с того ни с сего по мужским клубам голой танцевать не пойдешь.

— Ну, давай, давай, рассказывай, — подзуживал по пути Тихомиров свою «бывшую». — Рассказывай, как ты там живешь? Благодетели деревенские помогают? Ну, за тех гоблинов… Нет? Вот сволочи, обещали ведь!

— Может, они и приходили, приносили чего-нибудь. — Олеся пожала плечами. — Только я по старому адресу больше не живу.

— Вот как? — Максим явно обрадовался, но тут же попытался приглушить все свои эмоции. — И где же ты обретаешься?

— А когда где… У подруг, у родственников — они в старом городе живут, в смысле в своем доме.

Поднявшись в квартиру Макса, они сели пить чай — Тихомиров растопил буржуйку, налил в котелок воды из пластмассовой десятилитровой канистры, вскипятил, похвастал:

— Настоящий чай, с бергамотом. Жаль, кофе давно закончился… ты ведь раньше не приходила.

— А ты не звал…

Попив чаю, они вдруг принялись вспоминать прежние деньки: праздники, поездки, общих знакомых… И как-то так получилось, что Олеся осталась на ночь — ну не переться же вечером черт-те знает куда? И так же, как-то незаметно, они очутились в одной постели, рука Максима скользнула под маечку девушки…

В общем, Олеся осталась — так уж вышло, и Тихомиров неожиданно для себя ощутил какую-то спокойную радость — типа, вот так вот все и должно было быть. Именно так и никак иначе.

* * *

Максим все не оставлял надежды отыскать Трушина, и все тщетно, по всей видимости «лесовик» так и сгорел в пожарище вместе со всеми своими домочадцами. Если так, то Максу было искренне жаль.

Он как-то зашел и в библиотеку, в читальный зал… Витрины были выбиты, на полу валялись осколки стекол и разорванные по листочкам книги.

— Сволочи! — выругавшись, молодой человек вышел на улицу и задумался.

Похоже, что Комитет все же распался, лишившись основных своих членов — Трушина и Петровича. Впрочем, остались другие, тот же Михаил. Уже немного оправившись от полученных в битве за лес ран, он сейчас лежал у себя дома, адрес Тихомиров знал. Можно было сходить к нему, зайти еще к некоторым, но увы — прежней, основанной на людской сознательности власти у Комитета теперь не было. Теперь каждый был сам за себя — так легче казалось выжить.

* * *

Как-то, возвращаясь домой, Максим задержался, увидев собравшийся у подъезда народ — еще не разъехавшихся соседей, которым, кроме как вот в этой девятиэтажке, жить было просто негде. Люди что-то обсуждали, один из жильцов, взобравшись на скамейку, даже пытался толкнуть речь.

Молодой человек подошел ближе:

— Из-за чего сыр-бор?

— А вон, читай.

На двери подъезда висела намалеванная яркими цветными фломастерами объява, больше похожая на детскую стенгазету. Однако содержание ее было явно не детское, а, наоборот, нахально-угрожающее.

«Уважаемые тов. жильцы! — начиналось объявление в лучших традициях социализма. — Если вы не хотите сдохнуть, если хотите иметь свет и тепло — за все это нужно платить. Квартплата будет приниматься еженедельно у здания ТЭЦ, размер…»

А вот размер квартплаты многих шокировал: кроме мешка картошки с подъезда еще принимались люди! Так и было написано: «в работники. Предпочтительнее — молодые девушки и дети».

— Уроды какие-то прикалываются! — пожав плечами, заметил Макс.

— А если не уроды? Если не прикалываются? Если по правде? — заметил какой-то крепко попахивавший алкоголем доходяга. — Меня так давно уже достало без тепла и света сидеть!

— Правильно! — поддержала какая-то взбалмошная тетка. — И мне надоело. И всем!