голове у нас вертелись одни и те же мысли.

– Мне еще много чего нужно узнать, – тихо сказала я.

Макс снова встретился со мной взглядом и обреченно вздохнул:

– Полагаю, ты права.

Глава 18

– Расскажи мне о войне, – продолжила я, когда стало ясно, что Макс даже не знает, с чего начать.

Он кивнул на мои руки:

– Только если ты продолжишь работать со своими бабочками. Тогда, возможно, и расскажу что-нибудь.

Я подчинилась. Как ни странно, он тоже.

– На севере острова есть одна гористая область, – начал он. – Те места называются Ривенай. С давних времен у этого региона всегда были трения с остальными, на протяжении всей истории Ары. Раз пять за последние столетия они пытались отвоевать свою независимость. Но то, что случилось восемь лет назад, было намного страшнее, потому что это был первый мятеж с момента появления магии и основания Орденов.

– Почему страшнее?

– По каким-то причинам огромная часть солариев – ривенайцы. На самом деле, многие люди считают, что все соларии в той или иной степени имеют ривенайские корни, даже если этому родству пара сотен лет.

– А у тебя в роду тоже есть ривенайцы?

Он издал безрадостный смешок:

– Более чем достаточно. Откуда, как ты думаешь, мне досталось это нелепое длинное имя?

– Значит, ты боролся за…

– Я сражался против ривенайцев, а не за них. В результате меня не любят обе стороны.

По мере рассказа его голос становился все более напряженным, как туго натянутая струна. Я видела, как трудно ему обсуждать те события своей жизни.

– Почему?

– Я служил в армии с двенадцати лет. Мне даже в голову не приходило выбирать. К тому же я не хотел отказываться от всего, что мне удалось построить.

С двенадцати лет?

В ответ на мое удивленное моргание Макс пояснил:

– Я не был настоящим солдатом. Просто один из вариантов традиционного ученичества. Меня обучали военные, и, если честно, мне там понравилось. Но конечно, в мирное время все выглядело иначе.

От поверхности воды вокруг него начал подниматься легкий парок.

– В любом случае, – хмыкнул он, – рассказ не обо мне.

– А о ком тогда?

Он внимательно посмотрел на меня:

– Не забывай про бабочек.

Я спохватилась, но мой разум блуждал далеко.

– Саммерин тоже служил в армии?

– Да.

– Целителем?

Молчание.

– Нет.

– Кем тогда?

– В то время были другие, более насущные способы задействовать мага, умеющего управлять костями и плотью.

Я не совсем поняла, что он хочет сказать, но мрачный голос Макса заставил меня вспомнить спокойное, умное лицо Саммерина. Оно совершенно не сочеталось в моем представлении с занятием, о котором надо говорить таким замогильным тоном.

Макс потряс головой, словно отгоняя собственные неприятные воспоминания.

– Так или иначе, дела с нашей стороны обстояли плохо. Война прокатилась по всей стране; на полях сражений бушевала самая ужасающая магия, при этом никого не заботило, кто попадался под руку. Миру еще не доводилось видеть разрушений в таких масштабах, и, что хуже всего, никто не знал, как это остановить.

Я подумала о том, что сама нечаянно сделала с Эсмарисом. Я была всего лишь необученным фрагментом и даже не прикоснулась к нему. Можно только представить, на что способна армия хорошо обученных магов…

Макс прочистил горло.

– Не заставляй меня напоминать тебе про бабочек, пожалуйста.

Казалось, он был рад сменить тему, хотя бы на пару секунд.

Я посмотрела вниз и встретилась взглядом со своим пятнистым отражением, покачивающимся на гладком зеркале воды. И послушно призвала еще одну бабочку.

– Как долго все это продолжалось?

– Война шла уже два года, – с горечью ответил Макс. – У нас случались войны, которые длились намного дольше. Но ни в одной из них не проливалось столько крови.

– А королева…

– Тогда она была еще совсем маленькой. Война подходила к концу, – по крайней мере, мы так надеялись. А потом король погиб от руки лучшего друга. Человека из ближайшего окружения, которому он доверял больше, чем кому-либо еще. И все снова погрузилось в хаос. Насколько я знаю… – его лицо внезапно превратилось в каменную маску, – королева видела, как убивали ее отца.

Неудивительно, что она выросла такой подозрительной.

– Но вы все равно победили?

– В конце концов да, правящая семья победила.

Я не могла не заметить, как он перефразировал мой вопрос. Победили не «они», победила правящая семья.

В голове эхом разнеслись слова королевы: «Во многом благодаря ему закончилась Великая Ривенайская война. Именно ему мы обязаны победой под стенами Сарлазая».

– В битве при Сарлазае? – прошептала я.

Макс вздрогнул, и я бы даже не заметила, если бы не вглядывалась так пристально в его лицо, отмечая напряженные мышцы вокруг глаз и стиснутые зубы.

– Да, – подтвердил он и замолчал.

Победа – или поражение – настолько сокрушительная, что благодаря ей в стране, оставшейся без своего правителя, смогли восстановить мир. Должно было произойти что-то невероятное.

Макс смотрел на меня, словно ожидал и одновременно боялся, что я буду настаивать на продолжении рассказа. И у него были основания для страха, потому что вопросы так и вертелись у меня на языке. Но…

В последний миг что-то заставило меня прикусить язык. Если заглянуть за стальную маску, его лицо выглядело таким уязвимым. Оно просто умоляло о пощаде.

Это выражение мне было хорошо знакомо. Многие годы мне доводилось видеть, как оно украдкой проглядывает в зеркале.

Поэтому в этот раз я не стала настаивать. Не сегодня.

– А теперь она устраивает публичные казни, – вслух произнесла я.

– В детстве вместо нее правили регенты. Еще и года не прошло, как она получила власть в свои руки. Она провела на троне всего несколько недель, и уже стало понятно, что нас ждет тирания.

Последнее слово он выплюнул с таким пренебрежением, что, хотя мне было неизвестно его точное значение, я примерно догадалась, что он имеет в виду. Особенно если вспомнить о стекающей по лестнице крови, скапливающейся лужицей у ног Макса.

Но все равно я чего-то недопонимала.

– Чего она добивается?

Макс усмехнулся:

– А какая разница? Может быть, еще больше власти. Может быть, мести. Кто знает.

Я покачала головой.

Я отлично справлялась с ролью, которую выбрала для себя в поместье Эсмариса, вовсе не потому, что была там самой красивой рабыней или самой одаренной танцовщицей. Просто каждый раз, обращая внимание на мужчину, я спрашивала себя: «Чего он хочет?»

– Все всегда намного сложнее и одновременно проще, – сказала я.

Мужчинам, которых я соблазняла раньше, хотелось вовсе не секса. Вернее, не совсем секса. Им хотелось почувствовать себя могущественными. И что особенно важно, более могущественными, чем Эсмарис. Как только я это поняла, они стали воском в моих руках. «О нет, я не могу, а вдруг мой господин что-то узнает? Он меня никогда не простит». И после этих слов цена вырастала в несколько раз.

– Как только она начала убивать людей на площади, мне стало все равно, чего она хочет. Я не собираюсь делать скидку на то, что она ребенок. Убитые от этого не воскреснут.

Я вспомнила тот