Очнувшись, Чигирев услышал ровное гудение мощного двигателя грузовика. В нос ударил забытый запах бензина и выхлопных газов. Он открыл глаза и увидел, что лежит на дне кузова. Через маленькие окошечки в брезентовых стенах были видны мелькающие верхушки деревьев. На скамьях вдоль борта сидели спецназовцы Крапивина в полном вооружении. Сам подполковник, без бороды и усов, разместился у изголовья историка.

— А, очнулся, подьячий, — усмехнулся он.

Чигирев с трудом сел.

— Где я? — промямлил он, ощупывая себя.

На лбу он обнаружил солидных размеров шишку, очевидно, набитую при падении с лошади. На нем все еще была та же одежда, в которой он покидал Кремль. Только кинжал с пояса куда-то делся.

— Ты дома, — как ни в чем не бывало ответил ему Крапивин. — Сейчас десятое сентября две тысячи четвертого года. Мы под Москвой… Под нашей Москвой. Едем на базу.

— Как сентябрь четвертого? — не понял историк. — Мы же выходили больше года назад!

— Это ты больше года, — ответил подполковник. — А для нас два месяца прошло.

— Объясни, — не то попросил, не то потребовал Чигирев.

Несколько секунд Крапивин колебался, а потом сказал:

— После боя в усадьбе Романовых мы вернулись на базу. Выяснилось, что за это время Алексеев нашел способ закрывать «окно». Более того, он сумел открывать «окна» в другие времена. Там надо напряжение в какой-то фазе менять. Он попробовал убавить немного — и мы вышли уже в февраль тысяча шестьсот первого, в этот же мир. Свои маячки и пугала нашли. Тогда Селиванов приказал вернуться на полгода назад, чтобы предотвратить нашу первую неудачную экспедицию и ту бойню на Варварке. И тут обнаружилась интересная особенность. Машина не дает вернуться назад, а выбрасывает на то же расстояние вперед. Мы задали май шестисотого, а выскочили в августе шестьсот первого. Из него, для эксперимента, задали июль шестьсот первого, а вышли в сентябре. Как это работает, Алексеев сам до сих пор понять не может, но его вердикт окончательный: в том мире мы можем выйти хоть в тысяча семисотый, хоть в двухтысячный, но вернуться в тысяча шестисотый уже не сможем. Не имеет обратного хода эта машина. Тогда Селиванов приказал снаряжать новую экспедицию. Теперь в Москву пошли он и Артменко. Я с ребятами был в прикрытии, чтобы не узнали. Ну, они пока до Москвы добрались, пока освоились, пару недель прошло. И тут нам Селиванов по радио передает, что ты-де с отрядом на Новгород-Северский пошел, и приказ диктует: отряд ликвидировать, тебя забрать. Мы на вертолете до нужной точки дошли, там нам Алексеев новое «окно» организовал. Тут вас и встретили.

— Понятно. А Селиванов у кого на Москве обосновался?

— Передавал, что у Василия Голицына.

— А ты знаешь, зачем мы к границе ехали? — Чигирев уже с трудом сдерживал ярость.

— Нет, — покачал головой подполковник.

— Мы Отрепьева преследовали, понимаешь? Селиванов фактически дал вам приказ охранять Лжедмитрия. Того, кто скоро начнет смуту. Думаю, поэтому он вас так срочно послал на перехват. Ему не я на базе нужен был, а Отрепьев в Польше.

— О, черт! — Крапивин зло сплюнул. — Это ему зачем?

— Хочешь верь, хочешь нет, но Селиванов в боярском заговоре против Годунова. Притом это его личная инициатива. Об этом заговоре я ему рассказал еще перед отправкой. Это была моя версия. Похоже, она подтверждается. В первый раз Селиванов тоже посылал нас, чтобы установить контакт с заговорщиками. Не знаю, чего он хочет в этом мире, подозреваю, что власти. А для этого ему нужна смута. Ты понимаешь?

— Это все предположения, Сергей, — чуть помедлив, ответил Крапивин. — Селиванов — руководитель группы, он выполняет распоряжения высшего руководства страны. Я не исключаю что он получил приказ вступить в контакт с заговорщиками с какой-то целью.

— Он играет свою игру, — настойчиво повторил Чигирев. — И движут им корысть и властолюбие.

— Для таких предположений нужны серьезные основания, — отрезал Крапивин. — Я не намерен обсуждать твои версии.

Собеседники замолчали. Минут через десять Чигирев спросил:

— Вадим, а где Басов?

Подполковник помрачнел:

— Я его не видел после боя на Варварке. В месте встречи он не появлялся, знаков не оставлял, в эфир не выходил. Погиб, наверное.

— Жаль, — вздохнул историк.

Больше они не проронили ни слова. Примерно часа через полтора грузовик въехал в огромный ангар. Спецназовцы откинули борт и начали выпрыгивать на бетонный пол. Крапивин помог выбраться Чигиреву.

Вместе с подполковником Чигирев вышел из ангара в коридор, освещенный множеством ламп.

— Вадим, это ведь другой объект? — тихо спросил Чигирев.

— База перенесена, — сухо ответил подполковник.

Вскоре они вошли в небольшой кабинет. Чигиреву бросился в глаза стол, на котором размещалось несколько телефонов, настольная лампа дневного света и сабля семнадцатого века в ножнах. За столом в офисном кресле с высокой спинкой сидел Селиванов. Костюм генерала резко контрастировал с обстановкой помещения. На Андрее Михайловиче была дорожная одежда состоятельного русского дворянина начала семнадцатого века. Лицо его обрамляла изрядно отросшая за последнее время борода. Чигирев понял, что генерал прискакал на базу из годуновской Москвы специально для разговора с ним.

— А вот и наш герой, — чуточку раздраженно произнес генерал, увидев вошедшего Чигирева. — Что же вы, Сергей Станиславович, самодеятельность устраиваете?

— Какую самодеятельность? — переспросил Чигирев.

— То, что вы внедрились в царскую администрацию, — это хорошо. Но зачем вам потребовалось выдавать Отрепьева?

— Я хотел предотвратить смуту, — ответил историк.

— Вы не уполномочены предпринимать самостоятельные действия, — отрезал Селиванов. — Это моя зона ответственности. Вы должны были тихо сидеть и ждать, пока с вами выйдут на связь.

— Я думал, что экспедиция погибла, а «окно» закрыто, — попытался оправдаться Чигирев. — Ведь со мной никто не связывался больше года.

— И что же вы намеревались делать? — поинтересовался Селиванов.

— Я хотел предотвратить смуту, реформировать государство, чтобы оно было сильным и свободным.

Генерал недобро усмехнулся:

— Планы наполеоновские. Но ваша задача не проявлять самостоятельность, а исполнять утвержденную руководством программу. Ладно, я понимаю, вы утомились, у вас был стресс. Я согласовал наверху, вы можете выйти из программы. Разумеется, вы должны хранить в тайне всё, что видели и знаете о проекте, так как это является государственной тайной. Но если вы намерены вернуться к своей научной деятельности, вы имеете на это право.

— А если нет? — после непродолжительной паузы спросил Чигирев.