мудрено, что он имеет свободный доступ в «хорошее» общество. Много путешествовал, видел чудеса света, лично знаком с европейскими знаменитостями, читал… любую книгу, вот только память у него слабовата, а то он с удовольствием рассказал бы и кем она написана и о чем в ней говорится.

На прошлой неделе я видел его в театре, наряженного, напомаженного, пронзающего взглядом дам, сидящих в ложе. В антрактах он вел себя, как настоящий сердцеед. Когда же поднимался занавес, он удовлетворенно приглаживал свою прическу и не сводил глаз со сцены, с жадностью впитывая каждое слово артистов…

Давали «Охотников за приданым».

1909

Перевела Е. Покрамович.

ГОСПОДИН ДУМИТРАКИ ПЕТКУ

— Ну, это еще что, вот я расскажу вам о том, что случилось со мной лет сорок тому назад… Постойте-ка… — и господин Думитраки, приставив палец ко лбу, закрывает глаза и начинает припоминать даты великих исторических событий, к которым он был причастен, прикидывая, с чего бы ему начать. Потом неторопливо, растягивая слова и сопровождая их все теми же вялыми жестами, он повествует не об одном, а о нескольких удивительных случаях, которые он рассказывал вчера и позавчера и, вероятно, будет рассказывать и завтра.

Ему что-то около семидесяти лет, но он еще твердо держится на ногах. Летом, вечерами, он гуляет по проспекту, присаживается на скамейку — недалеко от павильона, чтобы послушать музыку, — снимает шляпу и старательно вытирает лысую голову, блестящую, как слоновая кость, потом расстегивает жилет… Все это он делает медленно, точно живот у него так разросся, что руки словно стали короче. Он счастлив, и если бы в этот момент рядом с ним был знакомый, которому он мог бы рассказать цикл своих воспоминаний, — он был бы еще счастливей.

— Начал я свою торговлю с одной красненькой — только-то у меня и было в те времена: купил я одиннадцать каракулевых шкурок, сделал из них одиннадцать шапок и пошел с ними на ярмарку в Бузэу. — Господин Думитраки всегда очень пространно рассказывает историю о шапках, лишь вскользь упоминая о трех своих покойных женах, после которых ему досталось немного побольше, чем после продажи шапок… и заключает обычной фразой: — Я работал, много работал, и был, что называется, человек с головой. Теперь, слава богу, не могу пожаловаться, есть на что жить.

— Я думаю, если иметь четыре миллиона…

— Сколько? — старик испуганно таращит глаза и начинает клясться.

— Не клянитесь, сударь, ведь никто их у вас не отнимает.

— Я не говорю, что отнимает, только нет их у меня; я был бы доволен, рад, если бы набралось хоть с четверть того, о чем люди говорят…

Четырнадцать лет назад он был выбран депутатом; период славы, о котором он не очень любит рассказывать.

В зале заседаний двое молодых людей, любителей веселых проделок, увидя растерянного новичка, с первого же дня взяли его под свое покровительство. Они усадили его между собою в кресло в глубине зала, написали его имя на пюпитре и сообщили, что во время заседаний он может оставить свое место только с разрешения председателя. Как-то раз обсуждался ответ на тронную речь короля; было много записавшихся для выступлений. Председательствовал К. А. Росетти.

— Что с вами, сударь, вам жарко? — спросил один из этих молодых людей бедного господина Думитраки, который ерзал в кресле и то и дело вздыхал.

— Я что-то неважно себя чувствую и хотел бы выйти.

— Ничего нет легче! Попроситесь у председателя!

— Как? — спросил с умоляющим и безнадежным видом господин Думитраки. Его красное, налившееся кровью лицо все в капельках пота выражало сильное беспокойство и глубокое физическое страдание.

— Надо встать, поднять два пальца и громко крикнуть: «Прошу слова!»

Несчастный господин Думитраки так и сделал и хотел было уже выйти из зала, но молодой человек схватил его за руку.

— Куда вы? Подождите, пока придет ваш черед; председатель вас вызовет; подождите, ведь вы только еще записались…

О, что за пытка ждать, пока подойдет очередь! Господин Думитраки ждал-ждал и вдруг вскочил:

— Господин председатель, больше не могу!

— Наберитесь терпения, еще трое записавшихся до вас! — сердито крикнул председатель.

И господин Думитраки упал в кресло, уничтоженный, испуганный, как будто в предчувствии какой-то большой страшной катастрофы.

Судя по его страдальческому лицу, которое то и дело меняло выражение, жестокая буря выворачивала наизнанку… совесть несчастного депутата.

Не успел председатель крикнуть: «Слово принадлежит господину Петку», как Думитраки мгновенно вскочил и, придерживая обеими руками живот, помчался вон, словно спасаясь от пожара.

Не один год говорили о знаменитом «ответе на тронную речь» господина Думитраки. Что до него самого, то за все четыре года пребывания в депутатах никто не слыхал, чтобы он когда-нибудь после этого просил слова.

Думитраки имел обыкновение обедать в «Экономической столовой» на улице Габровень. Как-то раз вечером он познакомился там с Гереем и Андроником и был очень рад, что нашел двух порядочных людей, с которыми можно было перекинуться словечком. Думитраки разговорился и просидел с ними до позднего вечера. Столовая опустела, они остались втроем, Герей затеял разговор о «золотой воде» и объяснил Петку, что есть такой человек, который при помощи этой удивительной воды делает из медяшек настоящие наполеондоры.

Однако Петку никак не мог поверить таким чудесам. Тогда Андроник придвинул свой стул поближе к нему, принял таинственный вид и, вынув из кармана горсть грязных, неказистых монеток, сказал:

— Вот смотрите, я превращу их в наполеондоры.

— И их будут принимать? Люди не узнают?

Андроник вызывающе улыбнулся. Он вынул из другого кармана пять чистеньких наполеондоров, вымытых в золотой воде, и протянул их Петку.

— Возьмите… можете обменять в любой меняльной лавке.

Жадность победила страх. И вот в один таинственный вечер господин Думитраки пробирается по темному узкому коридору, одной рукой держась за Герея, а другой оберегая свой тяжелый, раздувшийся карман, набитый пятью сотнями наполеондоров, из которых Андроник обещал сделать пятьдесят тысяч… Наконец все трое в погребе. Какие удивительные переживания!.. Петку кажется, что он перенесся в мир чудес. Однако он боится расстаться со своими деньгами, настоящими, осязаемыми золотыми. Андроник прекрасно понимает его.

Посередине погреба стоит громадный котел, в который Герей опрокинул бадейку черной воды, потом все трое волокут мешок с деньгами, которые высыпают в котел.

Андроник читает заклинания, сопровождая их какими-то магическими жестами, вынимает маленькую бутылочку, капает из нее три капли в котел и начинает помешивать в нем большими вилами…

— Ну живей, господин Петку, бросайте монеты в котел. Живее! Бросайте все!

И дрожащий, потерявший голову господин Думитраки сыплет поверх грошей, брошенных в котел Андроником, свои любимые