— Не похоже на место, где поправляют здоровье, — задумчиво произнес Джулиус. — Уверен, что мы не промахнулись?

— Вы шутите или пытаетесь меня обидеть, Сэр? — уточнил несчастный Ариэль. — Если второе, то я не понимаю, за что.

— Ни то, ни другое, — спохватился Коллоу. — Люди иногда говорят ничего не значащую ерунду.

— Зачем?

— Чтобы занять паузу, например, — виновато улыбнулся он. — Или когда время тянут, чтобы не делать что-нибудь. Не принимай на свой счет.

Оставив привратника обдумывать сказанное, Джулиус отправился на поиски старого гоблина.

Казалось, если тут и был санаторий, то сейчас только необжитые стены и эхо. Воображение нарисовало поросший ряской пруд с мертвой гладью темной воды. Еще не смерть, но уже неостановимое, необратимое увядание.

«Заберу его отсюда, как только найду», — решил Коллоу. — «А станет упираться, уведу силой».

До ушей донесся зыбкий тоскливый звук. Прозрачная мелодия, грустная, как обрывок нитки бус, маячила вдалеке, разбавленная потрескиванием. Зачарованный атмосферой конечности всего сущего, пропитавшей стены, Джулиус побрел туда, откуда лилась музыка.

Безликий коридор, прямой, как стрела, и широкий, как парковая аллея, тоже упирался в террасу. Стерильная чистота, пожалуй, только добавляла безрадостности в общую картину. Листья многочисленных фикусов в кадках блестели так, словно пыль с них стерли мгновение назад.

Боковая арка открывала путь в просторный зал, устланный мягким ковром. Из мебели внутри виднелось только невысокое кресло-каталка, укрытое пледом, неуклюжий столик на паучьих лапках со стаканом чая на нем и коренастая тумба с беспрестанно вращающейся ручкой, являвшаяся источником звука.

Повторяющаяся мелодия начала замедляться. Так, если бы каждая следующая нота давалась мучительно тяжело. Вдруг с кресла за кружкой потянулась крошечная зеленая ручка.

— Отто! — обрадовался Коллоу.

Он поспешил к сидящему.

— Фы раскрыли секрет пляшки? — с надеждой спросил тот.

— Пока нет.

— …шаль, — вздохнул профессор.

Гоблин осунулся: черты его добродушного лица заострились, а морщины стали глубже. Он смотрел на Джулиуса отрешенным туманным взглядом и осторожно прихлебывал свой чай. Мелодия запнулась и умерла.

— Я пришел забрать вас из этого гиблого места, — улыбнулся Коллоу.

— Это место ничуть не хуше остальных, — возразил гоблин. — Отменно кормят и ухашивают. А когда нушно, остафляют ф покое.

— Тогда я пришел нарушить покой, — не сдавался Джулс. — Мне необходима ваша помощь.

Отто зашелся смехом, похожим на приступ кашля.

— Я уше никому не могу помочь, — отмахнулся гоблин. — Фыдохся. Для кашдого наступает фремя сказать «хфатит».

— Отличное место! — возмутился Коллоу. — Просто замечательное, чтобы обрастать паутиной. Это не тот Отто, которого я знал.

— Фы знали юного Отто. — Тишина сделалась невыносимой. — Ф чем фаша проблема?

Джулс опустился перед креслом на колени и пересказал все, от начала до конца, не упуская ни единой детали.

— Жизнь Тангла в ваших руках! — Он умоляюще уставился на старика. — Никто не возьмется, да и не справится. Только вы способны на такое.

Тут глаза гоблина наполнились слезами.

— Знаете, чефо я боюсь больше фсего на сфете? — прошептал он. — Что моему драгоценному мальчику никто не помошет, когда меня… не станет.

— Когда это будет, — попытался ободрить Танцор.

— Не утешайте меня! — Отто выпрямился и вскинул голову. — Это будет скорее, чем фы думаете. Ефо отец тоше нездороф. Бедняшка останется софсем один. Поклянитесь, что не бросите ефо никогда! Поклянитесь, и я фыручу фас. Что там! Сам флезу ф глюпую машину, чтобы она показаля Наблюдателям нушную картинку.

— Клянусь. — Он не колебался ни секунды.

Гоблин откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе.

— Фезите мне прибор, — улыбнулся он.

— У меня идея получше.

Джулиус осторожно завернул Отто в плед и бережно, как младенца, вынес из гулкой тусклой комнаты. Танцор спешил к той террасе, где ждал Ариэль, ускоряясь с каждым шагом. Словно проклятое место вот-вот вцепится в беглецов серыми склизкими щупальцами.

— Нашли, что искали, Сэр? — не оборачиваясь, спросил привратник.

— Нашел, — подтвердил Коллоу. — Все-таки здорово ты придумал с Башней. Впусти меня.

— Что ж, как насчет свободного падения в туманную бездну? — безмятежно произнес Ариэль.

— Давай без фокусов, со мной крайне хрупкий гость.

Привратник виновато потупился. Его лицо выражало жуткую смесь стыда и отчаяния. Сердце Джулиуса сдавила жалость, и в то же мгновение он оказался посреди темного холла.

— Опять поймал… — рассеянно пробормотал Коллоу.

Чтобы ни с кем не встречаться, Джулс оторвался от пола.

— Это и есть фаш кабинет? Уютно. — Отто с интересом вертел головой.

— Да уж поуютнее того «замечательного» санатория, — усмехнулся Коллоу. — Кормить и ухаживать обещаю не хуже.

— Похоше, тут фсе шутко секретное. — Гоблин оживал на глазах.

— Еще какое, — согласился Джулиус. — Но мы же друзья, а значит, я доверяю вам, как себе.

— Где машина? — Отто высвободил из пледа руки и завертелся волчком.

— Здесь, — заверил Джулс.

Старый гоблин дисциплинированно сидел на кровати, пока гостеприимный хозяин подробно рассказывал, что где и куда совать нос не стоит.

— Дшулиус, мне понадобятся мои инструменты, — сообщил он.

— Достану, — пообещал Коллоу. — Что-нибудь еще?

— Ну, раз фы сами спросили… — Отто спустился с кровати. — Что это за… штучка?

Под «штучкой» хитрый гоблин подразумевал балансирующую панель. Этот предмет интерьера просто покорил профессора. Гоблин бочком подкрался ближе и даже попробовал потрогать мерцающие сферы. Старик выглядел совершенно счастливым.

«Пока работаешь, живешь», — подумал Джулс и отправился добывать полезный инвентарь.

* * *

Весь остаток дня Руф чувствовал себя не в своей тарелке. Мысли постоянно возвращали его к неприятному открытию. Дальнейшая судьба Эмьюз представлялась теперь страшной и туманной.

Вместо обеда Руфус обивал пороги, заполняя бумажки на поход в архив. Где, если не там, искать успокоения? Тангл лелеял надежду наткнуться на подтверждение, что строенные тоже служат, среди старых ведомостей. Но, увы. Из архива он выбрался уже в густых сумерках, не вынеся оттуда ничего, кроме тонны пыли в легких. В глубине души Руф бился в истерике, а внешнее спокойствие давалось ценой титанических усилий. «Девочка обречена», — выл внутренний голос.