— Конечно же, нет.

— Ну если бы прочел, то ознакомился бы с одной из поэм Катулла. Какова, кстати, ее судьба?

— Я ее съел.

На какую-то долю секунды на лице Бонифация отразилось замешательство, затем он разразился громким смехом; не отставали от комита и четверо его спутников. Ярость и негодование, зревшие внутри Тита, мгновенно рассеялись, и он нашел в себе силы выдавить кислую улыбку. Когда Бонифаций взялся проверить его сумку, Руфин-младший уже не улыбался, но понимал, что действия полководца вызваны не прихотью, а жесткой необходимость.

В порыве, напомнившем Титу жест Аэция, спасенного им от неминуемой смерти, Бонифаций схватил молодого Руфина за руку и крепко ее пожал.

— Не сердись на меня, мой юный друг, — сказал он. — В моем положении я должен быть уверен, что могу доверять тем, кто мне служит. Я рад, что ты прошел это небольшое испытание с честью, как и подобает настоящему agens.

Перед сражением Аэций запасся длинным копьем.

Марцеллин Комит[16]. Хроника. V в.

— Встречаемся у Плаценции. — Аэций постучал кончиком жезла по карте, на которой красным цветом был обведен северный конец Виа Эмилиа. — Я с визиготами и римским контингентом пойду по Юлианской дороге, вдоль побережья, к Никее, затем поверну на северо-восток, к Плаценции. Ты, Литорий, направишься к северу от Арелата, пройдешь по Роданской долине к Лугдуну и там будешь дожидаться франкских и бургундских федератов. Соединившись с ними, двинешь на восток, к перевалу через гору Матрона и Аугуста-Тауринор. Дорога там хорошая, хотя и второстепенная. Привал сделаешь в Друанции, на вершине Коттианских Альп. У Плаценции мы должны оказаться не позднее июньских ид. Передохнем, когда выйдем туда. Что ж, господа, полагаю, это — все. У кого есть вопросы?

С минуту офицеры — римляне и несколько германцев — молчали. Наконец один из них осмелился подать голос:

— Правда ли, господин, что вино в Италии лучше того, что мы пьем здесь, в Галлии?

— Абсолютная правда. Лучше — и намного, — заверил подчиненного Аэций под одобрительный смех собравшихся. — Если это все, возвращайтесь на свои посты. Выходим через час.

После того как офицеры ушли, Аэций с удовольствием опустился на складной стул. Боже, как он устал! Эти варвары любого бы вымотали, будь то даже Александр или Цезарь. Не то чтобы их трудно было победить; за исключением разгрома Арминием легионов Вара, случившегося еще во времена правления Августа — единственного ожесточенного боя, выигранного готами у Рима, — остается Адрианополь, да и прошло с тех пор уже пятьдесят четыре года. Впрочем, и тогда римляне потерпели неудачу лишь из-за того, что восточный император не захотел дожидаться, пока ему на помощь придет западная армия Грациана. Ах да, есть еще совсем свежее, африканское, поражение. Ну тут все и так понятно — произошло оно исключительно «благодаря» запаниковавшему Бонифацию, который сначала позвал вандалов в Африку, а затем потерял самообладание. Если ему действительно не хотелось служить Риму, следовало совершить достойный поступок — насадить себя на собственный меч, лишь только узнав о том, что его отзывают в Италию. Да, германцы ужасно отважны, но вот терпения и дисциплины им явно недостает. При правильном руководстве и хорошем снабжении римские войска будут бить их раз за разом. Если за счет чего-то германцы и могут подавить римлян, то только благодаря своей неукротимой энергии, способности быстро восстанавливать силы и неизменной агрессивности. Взять, к примеру, порядком надоевших мне визиготов. Пожелали стать частью Рима, но, словно неуправляемые дети, взбунтовались, едва услышав выдвинутые римлянами условия. Тем не менее под командованием римских офицеров из них получаются великолепные солдаты. Они-то и помогут мне покончить с Бонифацием. Как долго я ждал этого момента!

— Вы выглядите уставшим, господин, — прозвучавший за спиной голос прервал размышления Аэция. — Вам нужно немного отдохнуть.

— Литорий, ты все еще здесь? А я и не заметил. — Аэций принял из рук своего офицера протянутую ему чашу вина. — Благодарю. У тебя ко мне какое-то дело?

— Могу я быть откровенным с вами, господин?

— Когда мне говорят такое, я уже знаю, что услышу то, что не хотел бы слышать, — тяжело вздохнул Аэций. — Конечно, говори, раз должен.

Литорий, правая рука Аэция, присел на полевой стул рядом с полководцем.

— Я беспокоюсь о вас, господин. Так больше продолжаться не может — вы скоро совсем выбьетесь из сил. Вы и так многого добились: варвары в Галлии под контролем, в гражданскую войну в Италии мы не лезем…

— Я тронут, — фыркнул Аэций. — Сейчас, ежели хочешь, заплачу. И что, по-твоему, я должен делать? Протянуть Бонифацию руку братской любви?

— Что-то вроде этого, господин, — настоятельно произнес Литорий. — Почему бы и нет? Вместе вы сможете излечить самые запущенные болезни Рима.

— Ты говоришь как Тит, мой бывший помощник, — криво улыбнулся Аэций. — Идти на мировую с Бонифацием уже поздно. Возможно, когда-то мы и смогли бы поработать вместе, но после Африки… — Он покачал головой. — Он винит меня в том, что все пошло не так, и вряд ли когда-либо поверит мне снова. Они с Плацидией не успокоятся, пока не уничтожат меня. А этого, кстати, и не случится.

— Очень на это надеюсь, господин. По крайней мере, план хороший. Но когда вы разберетесь с Бонифацием, я буду на коленях умолять вас замедлить поступь. Вы нужны Риму.

— Не думаю, что Плацидия с этим согласна, — сухо ответил Аэций. Осушив чашу до дна, он поднялся на ноги и похлопал Литория по плечу. — Ты становишься похожим на старую маму-курицу, друг мой. Ценю твою заботу, но после Бонифация мне придется заняться Галлией, очистить Испанию от свевов, возвратить Африку, а когда-нибудь, возможно, и Британию. Впрочем, если федераты в Галлии вновь начнут нам досаждать, я обращусь за помощью к моим друзьям гуннам, они их вмиг приструнят…

— Гунны… а не выйдет ли так, что они сами станут угрозой для Рима? — произнес Литорий с сомнением.

— Вряд ли. Это просто кучка первобытных пастухов. Против вымуштрованных римских войск, поддерживаемых федератами, у них не будет ни единого шанса. Вперед, мой друг, пора двигаться в путь.

* * *

Стройными рядами, по шесть человек в каждом, в начищенных до блеска шлемах и сверкающих на июньском солнце латах, с бесстрашно развевающимися на ветру штандартами, шагали по Виа Эмилиа римляне из личной охраны Аэция. За ними, не придавая значения боевому порядку, топали рекруты-визиготы, светловолосые гиганты без доспехов, вооруженные лишь копьями и круглыми щитами. В авангарде, ведомая Аэцием и его офицерами, ехала, стараясь придерживаться травянистой обочины широкой мощеной дороги, конница. Переправившись по каменному мосту через небольшой Рубикон, войско прошло еще пару километров и остановилось близ речушки Узо, у припавшей к земле каменной колонны — пятого миллиария от Аримина. На противоположном берегу Узо разбили свой лагерь солдаты Бонифация — остатки участвовавшей в африканской кампании западной римской армии и гвардейские части. Вдоль дальней от Аэция обочины Виа Эмилиа тянулся унылый пейзаж: заросли тростника — к северу, болотистая равнина — к югу.