спокойствие и безопасность, каковые являются залогом стабилизации в стране, сейчас и в будущем. Для нашей общей цели нам нужно мобилизовать все добрые силы нашего народа, объединить всех, кто имеет опыт, имеет влияние на других, всех, кому доверено руководство.

Я обращаюсь поэтому ко всем датчанам, мужчинам и женщинам, я настоятельно прошу выступить со всей энергией и в меру своих возможностей в защиту здравого ума и рассудка, отличающих наш народ. И я обращаюсь специально к руководителям молодежи в школах, объединениях и группировках любого вида и прошу каждого сделать все, дабы предотвратить совращение нашей молодежи, использование ее неопытности в таких делах, какие при нынешних обстоятельствах следует обозначить ни больше ни меньше как смертоносные.

Не оставайся в стороне, разъясняй всем, особенно молодежи, что тот, кто совершает диверсии или помогает совершать их, знает о диверсионных планах, но не доносит начальству или не желает помогать в раскрытии диверсий, выступает против своего отечества».

«…Знает о диверсионных планах, но не доносит начальству или не желает помогать в раскрытии диверсий», — сказал премьер-министр Буль. Как прикажете понимать сие обращение? Ведь это же явное требование к наушничеству! Если бы это был Эрик Скавениус, который в качестве премьер-министра выступил бы с подобной речью, то в прокуратуре, само собой разумеется, тотчас же были бы найдены обвинительные материалы. Но теперь это был Буль, а не Скавениус, сказавший открыто то, что думал. И как вообще можно в чем-то обвинять или упрекать Тюне Якобсена, когда премьер-министр Буль побуждал весь народ к шпионажу?

Председательствующий: На сегодня суд прекращает свою работу. Желает ли защита завтра получить слово?

Защитник: Я полагаю, что мне удалось опровергнуть все пункты обвинения.

Председательствующий: Слушание дела будет продолжено завтра.

Седьмое заседание

Председательствующий: Суд идет. Слово предоставляется стороне обвинения.

Обвинитель: Политика, которая раньше проводилась в стране ведущими политическими деятелями и которая продолжается — и я смею утверждать вопреки всему — под руководством Скавениуса, была чисто соглашательской. Пытались лавировать то так, то этак. Шли на уступки, маневрировали, но держали фасон. Вся стратегия заключалась в том, чтобы поддаваться, но самую малость. Пытались затягивать переговоры с немцами и уступать там, где это не имело большого значения, но всегда твердо стояли на своем, если речь заходила о принципах.

Я нисколько не сомневаюсь в том, что эта тактика удалась бы на славу, если бы правительство состояло исключительно только из профессиональных политиков. Но вот теперь в правительстве появились три непрофессиональных министра: надменный и самоуверенный Скавениус, несамостоятельный, пляшущий под чужую дудку Тюне Якобсен и нерешительный во всем Гуннар Ларсен, незначительный представитель деловых кругов. Я полагаю, что ранее доказал, как эти вышеназванные особы самым опасным образом манипулировали политикой в правительстве, как они склонны были уступать каждому требованию немцев, как они уже фактически рассматривали страну частью новой Европы. Для настоящих же политиков это была еще лишь тема для разговора, метафора, которой пользовались для успокоения оккупантов.

Все же невзирая ни на что был этот «легальный» период очень и очень значителен. Под прикрытием политики уступок и проволочек вызревало активное Сопротивление, становление которого невозможно себе представить вне этого политического отрезка времени. Нелепо выглядело бы все, если бы правительственные заявления или официальные речи, статьи заканчивались словами, что, мол, на самом деле существовали разногласия между политиками и движением Сопротивления. Такое недопустимо! Именно политикам пришлось тянуть воз первых тягчайших лет оккупации, где в придачу еще мертвым грузом сидели министры-непрофессионалы; но когда пришла пора, они перешли к активному сопротивлению. Датчане могут с гордостью взирать на эту последовательность в политической жизни.

Известно, что даже Скавениус считал, что 29 августа не может длиться вечно. Уверен, он охотно уступил бы еще раз немцам, но он был достаточно умен, чтобы сообразить — все пути ему заказаны. Политики, деятели национального сотрудничества, лавируя, продвинулись вперед, курс соглашательства и уступок остался позади. Отныне они хотели действовать. Отныне они сказали: все, конец. К тому же Скавениус был не Квислинг. Да, он был своевольный и упрямый, вне понимания сути национального сотрудничества. Он любил подчинять, насаждать свою волю и мнение, и я показал, как он грубо пользовался обстоятельствами, угрожая всегда своей отставкой, которая будто бы могла привести к конфликту с немцами. Но даже если бы Скавениус хотел продолжать свою политику, для нее не существовало более почвы. Политики держались твердо. Теперь пришло время, когда надо было сказать решительное «нет» немецким требованиям. Отныне политический курс резко менялся.

Датский государственный корабль крейсировал в штормовую погоду, огромные волны вздымались над ним. Многие члены команды исчезли в морской пучине. Но даже если горизонт был еще мрачен и грозы еще не утихли, нашлись надежные руки, во время ухватившие руль корабля.

«29 августа стало для нас целой эпохой, — сказал бывший премьер-министр Буль, — оно выявило дух сопротивления у датчан, активная борьба за свободу стала центром сплочения национальных сил… Это был тот же самый дух, нашедший выражение в пассивном скрытом и активном внешнем сопротивлении… и поэтому ничего удивительного нет в том, что образованное после капитуляции правительство Освобождения состояло из политических деятелей и участников движения Сопротивления».

После смерти Стаунинга Буль возглавил, само собой разумеется, политику сотрудничества. Это ему выпало на долю тащить целый воз оккупационных лет. Он не обманет, ему можно верить, когда он говорит о связи политиков и движения Сопротивления!

Я не намереваюсь подробно останавливаться на событиях 29 августа. Политики искали выход, надеялись продержаться еще кое-какое время у власти, пока движение Сопротивления набирало силу и мощь. Но в августе они оказались перед выбором и сделали выбор, покончив бесповоротно с опасной игрой.

Принятое 29 августа решение было решением политики Буля, Кнуда Кристенсена, Йоргена Йоргенсена. Оно одержало верх над политикой Скавениуса, Гуннара Ларсена, Тюне Якобсена. Эти деятели — плоть, ум и сердце народа — отказались противостоять своему народу. Вот как, по моему глубокому убеждению, обстояло дело 29 августа.

Председательствующий: Слово предоставляется защитнику.

Защитник: С умилением я слушал, как обвинитель обрисовал здесь события 29 августа. Завидую его лирическому стилю, когда Стаунинг и позже Буль берутся за штурвал корабля, в то время как гром грохочет и молнии полыхают; завидую его неуемной фантазии, которая являет лишь беспримерный случай исторической фальсификации.

Я, безусловно, более прозаичен от природы. Предпочитаю реальный взгляд на вещи, а не лирико-фантастические описания. Я, естественно, не так уж слеп и глух, чтобы не понимать, какую цель сейчас преследуют, когда представляют дело так, будто между тогдашними партиями и