* * *

Об отражении этого идейного течения в общественном сознании коммунизма, о его перерождении в «нигилизм» в сфере морали и правовых норм уже говорилось ранее. Ещё больше, если такое возможно, бросается в глаза такое же происхождение научной и школьной программы ведущих большевистских сил.

И кто из нас, которые слышали и чувствовали рокот мощного идейного течения в период его подъёма, должен бояться, что достижения этого течения в области науки и мышления перекочуют в жизнь, подобно общественному достоянию? Напротив, результаты должны подвергаться осмотру при ярком свете дня и – фильтрованию.

Но своеобразие большевиков, и особенно русских большевиков, исходя из ранее охарактеризованных мною душевных черт, заключается в возведении достижений упомянутого идейного течения – не конкретных научных достижений, а научных теорий, в ранг официального научного вероучения, единственной научной «истины», которую можно проповедовать, монополизированной в качестве действительной основы мировоззрения и символа веры в области науки у коммунистов и во всей России. «Они исходят из того, что обладают «истиной». Вот она, смотрите – пожалуйста, на ней и стройте всё! Как будто «истина» – это не то, к чему стремятся…», – таковы были ироничные слова одного моего коллеги, уважаемого историка.

Другие взгляды, пусть основанные на чисто научных размышлениях и исследованиях, в диктаторской России в ряде областей строго запрещены и подвергаются гонениям. И снова мы встречаем одну из тех черт, которые не раз характеризовали предреволюционную Россию, но едва ли они когда-либо пребывали в таком великолепно ослепительном цветении, как сейчас! О том, как непоколебимую основу научной истины и тем самым правильное мировоззрение стремятся внедрить на практике в интеллектуальный мир коммунистического государства, мы послушаем несколько позже, когда речь пойдёт о цензуре и учебных заведениях. Это может дать некоторую пищу для размышлений многим из тех, кто является сторонниками или по крайней мере тем, кто ещё сентиментально снисходителен по отношению к российскому эксперименту и думает, что несмотря ни на что, окажется, что, возможно, именно за ним будущее человечества… Во всяком случае, в России настоящих учёных с таким мнением очень мало.

* * *

Перейдём теперь к тому, что составляет основу единственно верного «мировоззрения» и программы образования в упомянутых сферах. Эта основа, претворяемая в жизнь с обычным для большевиков радикализмом, должна раз и навсегда расправиться с остатками прежних классовых «предрассудков» и суеверий, метафизическими спекуляциями, воображаемыми и потому опасными, и «угнетающим класс» идеализмом. Лучше, чтобы всё подобное утонуло в океане забвения. Со всем этим старым хламом хотят свести счёты, хотят отделить себя от него. С только что сказанным гармонирует тот факт, что в этом прожектёрском муравейнике преподавание истории хотят ограничить самым последним периодом – тем, что интересен с точки зрения социализма.

Однако всё выглядит так, словно одновременно планируется оградить себя и от научных «неприятностей» периода, наступившего после чистого, скажу даже, наивно восторженного, ещё не критического материалистично-реалистичного мировоззрения. И тем самым российская коммунистическая наука, или, если угодно, «научный коммунизм» в России нечаянно остался в мире устаревших научных теорий, как раз в том, что касается трёх его основополагающих пунктов.

Правда, не всегда можно чётко увидеть, где имеешь дело с общеутверждёнными принципами, а где – с местными выдумками. Возможно, что решение, о котором пойдёт речь ниже, исходит не от центральных сил диктатуры, руководящих интеллектуальной жизнью; как бы то ни было, привожу в качестве примера прямое предписание преподавателям естественнонаучных предметов одного региона – я получил его как раз от одного из таких преподавателей, – о том, что они должны преподавать, основываясь на дарвинизме – заметьте, на «чистом дарвинизме», избегая появившихся позднее «добавлений» и «улучшений». То есть, коротко говоря, придерживаться уже устаревшей научной точки зрения – явно потому, что старая форма, по мнению диктатора, больше соответствует единственно верному взгляду; более поздняя критика – это всего лишь ересь, противоречащая истине, которую искать больше не нужно.

А «чистый материализм», утверждённый центральными властями в качестве самодержца в области философского мышления, – наверное, я ошибаюсь, полагая, что и эта точка зрения теряет позиции в нашу эпоху? Исходить из того, что идеалистические, метафизические, мистические направления мысли – вообще, некоторое «религиозное волнение» – снова ищут себе место, по крайней мере в виде признания того, что до сих пор есть и, очевидно, всегда будут существовать в этом мире такие явления, чья природа и чьё вмешательство в нашу жизнь для нашего «евклидова разума» останутся непостижимыми? Но такая критика, такая современная ересь должна оставаться в стороне от правильной науки российского коммунизма.

Наконец, чисто «марксистская», таким же образом насаждаемая центральной властью, материалистическая историческая теория, с рьяным пылом взращиваемая коммунистами, с самим Бухариным в роли главного идеолога и сопровождающаяся массовым производством учебников, – эта теория, чьи принципы необходимо зубрить в школе и в вузе и по которой, можно сказать, каждый уличный мальчишка должен сдавать экзамен, предварительно изучив её катехизис, – может быть, я ошибаюсь, полагая, что у историков, наименее ослеплённых политическим фанатизмом и потому лучше мыслящих, эта теория во многих пунктах уже давно расшаталась и её ограниченные взгляды постоянно подвергаются критике наиболее выдающимися из таких людей? И хотя я сужу, основываясь скорее на чувствах, нежели на исследованиях, в вышесказанном я не сомневаюсь. В России позиции чистого марксизма сильно пошатнулись в научной исторической теории, насколько я понимаю, уже на рубеже веков. И у последователей этих идей хватка ослабевает всё больше и больше, не в последнюю очередь под впечатлением мировой войны и. российской революции.

Думаю, будет правильно привести конкретный пример. Его можно найти в брошюре профессора Р. Виппера «Кризис исторической науки». Говорили, что её запретила цензура, но, несмотря на это, я нашёл её в маленьком книжном магазине в Москве. Конечно, Виппера описывают как «темпераментного» господина, с лёгкостью меняющего свою точку зрения. Но, с другой стороны, исходя из полученных мною сведений, он пользовался большой популярностью среди социалистически настроенной молодёжи – вставлю здесь, что в России социалистические взгляды среди университетской молодёжи перед революцией были распространены более, чем в какой-либо другой стране, – и упомянутая брошюра является, во всяком случае, результатом размышлений, а не результатом сиюминутных впечатлений. Подробно передавать содержание работы здесь будет неуместно. Достаточно сказать о том, что в ней высказаны возражения против всех опорных пунктов, на которых зиждется марксистско-материалистическая историческая теория.

Ничтожная значимость личности по сравнению с деятельностью масс, вторичная ценность идей и теорий по сравнению с «интересами» – кто, спрашивает Виппер, будет это поддерживать, если посмотреть на роль личности в великой войне, а также на то, как маленькая группа людей взяла власть в огромном государстве, основываясь именно на своей идейной системе, своих абстрактных представлениях, своей теории и утопии о рае на земле.