Виктор Шалвович Окуджава (25.05.1934– 18.11.2003).

Переживет старшего брата и племянника на шесть лет.

Склонен к депрессиям, сумеречным состояниям, паническим атакам, а также страдает метаниями и ненахождением себе места.

Истеричен.

Часто доходит до крайне нервного возбуждения, приводящего к срывам.

Изломанная психика.

Симптоматика поведения человека больших дарований, склонного к творчеству и научной деятельности, но зажатого при этом между двух сильных характеров — старшего брата и матери, которые, сами того не подозревая, культивировали в нем инфантилизм в далеко уже не детском возрасте.

То, как понимали воспитание мальчика Ашхен Степановна (в перерывах между работой и ссылками) и Булат Шалвович, входило в противоречие друг с другом. Виктор был на этом роковом перепутье, разрываем им.

Конечно, его симпатии были на стороне Ашхен, хотя бы потому что она была его матерью и женщиной, но старший брат был всегда рядом, был его повседневностью, его суровой реальностью. Тем самым Булат как бы отвечал на вопрос, заданный Господом Каину, — «разве я сторож брату своему?» — утвердительно.

Итак, раздвоение стало неизбежно, очевидно и пагубно.

Рождение Игоря Булатовича произошло именно на этом, если угодно, неблагоприятном фоне возаимоотношениий старшего и младшего братьев.

К чрезмерному внутреннему напряжению Булата и категорической его невозможности сосредоточиться на себе (на своем творчестве) прибавились бытовые заботы, бессонные ночи и, самое главное, — мучительная и безнадежная несвобода, ощущение порабощенноости этим маленьким плачущим существом, постоянно требующим к себе внимания.

Бенедикт Сарнов, который был дружен не только с Окуджавой, но и с Галиной Васильевной, вспоминал впоследствии: «…с Булатом меня сроднило еще то, что ни он, ни я не имели ни склонности, ни желания в… воспитательном процессе участвовать. (Когда я однажды попытался в этот процесс вмешаться, мой малолетний сын сразу поставил меня на место, строго объявив: «Моим воспитанием занимается мама».) Краем уха я слышал, что между Булатом и Галей уже пробежала пара-другая черных кошек, что он от Гали будто бы уже уходил и вот решил вернуться».

Литературное творчество, а также участие в работе литобъединений и писательских семинаров увлекли Булата Шалвовича по понятным причинам — это была единственная реальная возможность вырваться из того тупика, куда его загнали быт и то, что называется рутиной семейной жизни, о которой он до того не имел ни малейшего представления. Вернее, именовал для себя рутиной то, что есть явление обыденное и во многом закономерное. Но из детства Булат вынес совсем другие воспоминания и уроки — улыбающиеся родители, совместные застолья, поездки в Евпаторию, чтение книг, устремленность вперед, мысли о высоком.

Итак, поэт должен писать стихи, а воспитывать детей, гулять с ними, ходить в магазин и стирать белье должны другие, например, жена или родственники.

В этой позиции, пожалуй, не было ничего надменного и уж тем более снобистского. В этом сказывались сосредоточенность и верность избранному пути, верность себе как художнику.

Спустя годы Булат совершенно искренно воскликнет:

В 1956 году Окуджава вместе с Галиной и двухлетним Игорем переехал в Москву к маме в дом на Краснопресненской набережной.

Из воспоминаний И.В. Живописцевой (Смольяниновой): «Булат с Галкой и Игорушей из Калуги перебрались в Москву. Виктор, младший брат Булата, тоже переехал к матери. Я только один раз была в этой квартире. Удивило, что мать спала в коридоре, а не в комнате с Виктором, которому ее беспокойный сон мешал спать. Может, из всей квартиры мне запомнился этот длинный и узкий коридор, где ночевала и я… Я не глубоко, к сожалению, вникала в трудности сестры… похудевшая, как девочка, вид у нее был замученный, в глазах печаль и недоумение».

С одной стороны, это была вынужденная мера — Булат нашел работу в Москве, и его семье нужно было где-то жить.

Но с другой, это было подсознательным признанием правоты матери, которая в свое время отнеслась к женитьбе сына отрицательно. Произошло своего рода возвращение блудного сына, признавшего свою ошибку и желающего ее исправить.

Галина Васильевна не могла этого не чувствовать, тяжело переживая разлад с любимым человеком. Ей было обидно, что все прожитое и пройденное вместе не смогло прересилить нечто потаенное в супруге, пришедшее из детства, из его семьи, нечто абсолютно запредельное, в котором ей и ее сыну нет места.

Отстраненность Булата чувствовалась во всем, было видно, что он отдаляется (литературные успехи тому споспешествовали), это было продолжение внутренней войны с самим собой, мучительного нестроения человека, приходящего к понимаю того, что он не любит женщину, которая является матерью его ребенка.

А ведь Игорь был похож на мать.

Смольяниновская порода — крупный, круглолицый.

На сохранившихся фотографических изображениях мальчик по большей части запечатлен вместе с матерью. А еще есть одна фотография Игоря, где он в возрасте 20 с лишним лет — бурная шевелюра папиных волос и задумчивые печальные мамины глаза. По семейной привычке — отсуствующий взгляд куда-то в сторону и бессильно сложенные на коленях руки.

Этому человеку Булат Шалвович посвятит следующие строки:

На все вопросы — «ты счастлив?», «тебе не страшно?», «тебе не больно?» — звучит один ответ, который в своей сути ответом и не является — «в тебя».