Похоже, рощу все-таки вырубят. Косноязычный чиновничий прыщ, а они всегда почему-то косноязычные — видимо, чтобы врать складно, надо мозги иметь, все ссылался на какие-то согласования и клялся, что желает только лучшего местным жителям, инвесторам, природе, народу, всему живому на земле. Егор уже хотел было выключить звук, но следующая новость привлекла его внимание. Безразличным голосом ведущая зачитывала сводки происшествий. Молодой человек, некоторое время назад избитый в центре города, продолжает находиться в бессознательном состоянии. Объявленную в розыск женщину, его спутницу, так и не нашли, вполне возможно, она скрывается заграницей, родственники и знакомые пострадавшего не объявились. Всем знавшим или видевшим вечером такого-то дня молодого человека предлагалось обратиться по нижеуказанным адресам и телефонам и внести хоть какую-то ясность в судьбу и личность неизвестного.

Егор выключил радио и припарковал машину во дворе павильонов.

* * *

Пора было заехать в редакцию, но Нина так и не смогла выйти из дома. Вернее, было так: она оделась, обулась, накрутила шарф до ушей, вышла из подъезда и поняла, что просто не способна сейчас бороться с обстоятельствами и прокладывать дорогу в этой непроглядной таежной мгле. Она всего несколько минут простояла на морозе, но вернулась домой большим сугробом. Запах свежего снега распространялся по квартире, пока она выпутывалась из одежды.

Она переоделась в пижаму и забилась в угол дивана. Сняла фотографию со стены и на освободившийся гвоздь повесила кольцо. Отсюда оно казалось беспомощным и бесполезным. Однажды Егор потерял свое кольцо. Где, как — он и сам не понимал и был озадачен. Но вот случилось. За обедом Нина с таким ужасом уставилась на его руку, что он опешил. На нем не сидел таракан-пришелец, и вместо кисти не зияла рваная рана, всего лишь был пустым безымянный палец, но Нина расстроилась до слез. Егор пытался перевести все в шутку, корил себя, говорил, что наверняка ревнивые тетки подкараулили, отвлекли и стянули, хорошо палец не оттяпали, и вообще, найдется оно, куда денется. Но Нина вздыхала и твердила, что это плохой знак. Кольцо так и не нашлось. Егор явно устал острить и заказал новое. Постепенно трагедия исчерпала себя, но Нина еще долго с неприязнью косилась на блестящий новодел. Происшествие казалось ей неслучайным, и ничего хорошего, по ее мнению, ожидать не приходилось. Сейчас, вжимаясь в диван, Нина думала, где, интересно, сейчас его кольцо — припрятано дома или лежит где-нибудь на дне канализации.

Она несколько раз набрала Лилю, но та не подходила. Когда та перезвонила, уже Нина не подошла. Она позвонила в редакцию и сказалась больной. Получила порцию дежурных сожалений, пожеланий скорейшего выздоровления и перерыв на пару дней. В холодильнике оставалось немного еды и пара бутылок охлажденного вина. И обступила тишина. У Нины было чувство, что погода ее обезоружила, вывела из игры, оттеснила и загнала в дом. Она в бездействии сидела в осаде, а снаружи все заносило снегом.

Наступил белый шум, беспамятство. Прошлое ничего не значило, его больше не существовало, его как покойника накрывали белым полотном. Пешеходы скользили и падали на обледеневших тротуарах. Собаки налегали на поводки и тянули хозяев обратно в дом. Холод проступал на стекле морозными звездами. Зима атаковала. Нина отступила.

* * *

В стенах ангара творился ад. Егор опешил, когда вошел. Даже он, привыкший, казалось бы, ко всему, такого не видел. Это был растревоженный муравейник. Люди сновали, сидели, стояли, курили, бегали, прыгали, танцевали, перекрикивались. Временами над головами взлетал человек в прыжке, раздавался крик, хохот. Кто-то плакал в углу. Кто-то матерился. Вместе с массовкой здесь было больше сотни человек. Егор понял, отчего с такой растерянностью с ним говорил по телефону его директор. В павильонах царил хаос. Еще не дали команду «мотор», а кто-то из танцоров уже получил травму. Организаторы требовали врача, врача на площадке не было, немедленно завязался спор о том, кто должен был организовать медицинскую помощь и как случилось, что об этом не позаботились. По периметру декорации бежали какие-то девицы и верещали, что им негде переодеваться, отираться по углам они не намерены, и где, вашу мать, гримерки?

Тут же к конфликтной группе подлетел взмыленный хореограф, который был не в состоянии справиться с собственным телом и не столько рассказывал, сколько показывал суть проблемы. Оказалось, плитки зеркального пола были плохо закреплены и не выдерживали нагрузки пляшущей камарильи. Они шатались, и хореограф показывал как, вставали на бок, и это он тоже наглядно демонстрировал. В результате танцоры калечили руки — он совал всем под нос свои растопыренные ладони — и рисковали травмировать ноги, и он с энтузиазмом припадал на обе конечности.

Егор едва открыл рот, чтобы сказать свое слово и вмешаться в происходящее, как хореографа оттеснили два плотных головореза с коротко стриженными, почти бритыми головами без всякого выражения на лицах. «Эти-то откуда взялись?..» — без всякой ностальгии по лихим годам и парням подумал Егор, но это были бандосы нового поколения, то есть охрана. Они расступились, и все невольно посмотрели вниз. Крошечный, похожий на разъяренную птичку человечек — немецкий продюсер — надзирал за прокатом франшизы и не видел ни одной причины довольствоваться происходящим. Несмотря на хилую конституцию, энергией он обладал сокрушительной. У Егора через две минуты заломило в висках от прусского напора. Переводчик, бледный хлыщ изящных манер, похоже, был близок к обмороку, он переводил сплошным потоком, без пробелов, пауз и знаков препинания. На лицах собравшихся отразилась мука, и только братья-охранники стояли невозмутимо. Они вообще ничего не понимали. Зачем?

Это был очень, очень длинный день. Порой казалось, что он не закончится никогда. Он и не закончился, а перешел сначала в сумерки, а потом в длинную ночь. К утру Егор уже не мог не только восстановить хронологию событий, но даже удержать эти события в голове. Это был какой-то каскад обрушений, проблем, накладок и катастроф. Ведущая порвала платье за триста тысяч рублей, звукорежиссер потерял сознание, якобы перепив энергетиков, приглашенные в жюри бонзы от «мира искусств» так переругались между собой, что пришлось срочно в ночи искать замену психанувшей и хлопнувшей дверью певульке. Режиссер орал, что с двумя разными дурами в кадре он ничего не смонтирует. Двух танцоров не нашли, трое пострадали, одна девица сильно, пришлось вызывать скорую и везти ее в больницу. Водитель, отправленный в «Макдоналдс» за кормом для сьемочной группы, заблудился. Две плохо закрепленные камеры дрожали от аплодисментов зрителей. Сами цифры, казалось, прыгали по страницам сметы, дрожали пальцы, сигареты летели одна за другой, опухшие глаза закрывались от усталости…

Когда в серых промозглых сумерках Егор садился в свою машину, он даже не понял, идет снег или нет. Он вообще не помнил дороги домой. Вошел, упал в кровать и проворчал:

— Гандоны-ношенные-чтобы-я-еще-раз-с-ними-связался-сними-с-меня-ботинки-сил-моих-больше-нет…

К концу фразы он уже крепко спал. А когда проснулся, ботинок на ногах не было. Видимо, машинально сбросил во сне.