Кажется, все делали быстро, но все равно, из-за похорон латника стоянка затянулась почти на час. Плащ и камзол почистить не успел, только умылся да заполнил флягу водой и вновь зашагал за последней повозкой. Подумалось, что после экспедиции одежду придется кипятить в щелочи, а иначе не отстирается, а не испортится ли она после кипячения? Подумал, а потом посмеялся над самим собой. Я же уже не наемник Артакс, имевший одно-единственное платье на все случаи жизни, а граф и, стало быть, могу позволить себе обновить весь гардероб. Гораздо проще выбросить старую одежду или подарить ее симпатичному чучелу, чем мучить прачку.

Ближе к вечеру, когда мы вышли к реке и подошло время разбить бивак на ночь, я принялся с тревогой вглядываться в даль, беспокоясь — а не увижу ли очередной столб с обезображенным телом? К счастью, не увидел.

Возчики распрягли лошадей, напоили и отправили их искать себе корм, не озаботившись даже стреножить. Видимо, не беспокоились, что животные могут разбежаться. И на самом деле — пить кони пили, а вот ели без особого аппетита, а как бы по привычке, откусывая верхушки у самых высоких стеблей, не выбирая траву и даже не пытаясь сойти с тех мест, на которые их привели люди.

Существа, управляющие лошадьми, опять-таки ничего не ели и не пили, зато они уделили большое внимание повозкам, рядом с которыми пребывали весь день — осматривали и так, и эдак, залезали под днища, что-то там протирали и прочищали. И что уж там можно делать? Пыль вытирать? А еще старший упырь обошел все телеги, внимательно осматривая каждую.

У меня даже закралось подозрение — а не хотят ли возчики привести повозки в негодность — перекусить железные оси, пробить днище кузовов или хотя бы вытащить чеки? Но нет, ничего такого не увидел.

Гномы, выставив часовых, сели в круг и принялись перекусывать. Как я и предполагал, заморачиваться с варкой похлебки они не стали, костер на зажигали, но ужинали так обстоятельно и аппетитно, что мне стало завидно.

Но я не стал следовать примеру тангаров и давиться салом и сыром всухомятку. Развел для себя небольшой костер, вытащил из походного мешка медную кружку, вмещавшую пинту, сходил на речку и принялся чудодействовать — заваривать себе каву, благо, что при себе имелось немного молотых зерен. Запить холодную еду самым лучшим напитком в мире — это ли не счастье для уставшего человека? Тангары принюхивались, поворачивая носы к ароматам, но поделиться не попросили, а сам я не предлагал.

То, что не засну ночью, не боялся. Одна кружка, пусть и не маленькая, не в счет. Засну как миленький, тем более, что часовые выглядят вполне надежными и беспокоиться за сохранность собственного горла не придется.

Утром вышли так рано, как только смогли. Возчики, похоже, вообще не спали, потому что, когда я проснулся, лошади были уже запряжены. Верно, начальник охраны пытается нагнать время, потерянное из-за вчерашней задержки. Так всегда — потеряешь в пути один час, а он оборачивается тремя. Гномы опять не стали разводить костров, завтракая на ходу. Я бы лучше соорудил себе утреннюю кружечку ароматной кавы, не спеша выпил бы обжигающего напитка, а уже потом отправился в дорогу. Но разжигать костер времени не было, пришлось последовать примеру тангаров, хотя жевать, не вполне проснувшись, не велико удовольствие, а давиться вяленым мясом и сухарем, при этом передвигая ноги, совсем никуда не годится.

Так мы шли, в утренней тишине, прерываемой криками птиц, под слабый скрип тележных осей и легкий свист ветра. Будь здесь пейзанские телеги, с деревянными осями, скрип был бы гораздо громче и противнее, как ты не смазывай. Идиллия. Но я почему-то терпеть не могу, если все кажется хорошо и благополучно.

Мы шли, но через милю я потерял свой темп, выработанный вчера — показалось даже, что гномы слегка убавили шаг, пришлось опять приноравливаться. Спустя две мили привиделось, что и лошади стали передвигаться чуть медленнее, а тангары снова уменьшили шаг — не больше, чем на пару дюймов, но скорость передвижения замедлилось. И куда смотрит старший охраны, наш главный начальник? Он же совсем недавно спешил? Ну и ну.

Нет, я определенно становлюсь чересчур мнительным. И мне все здесь не нравится, все раздражает, и на все злюсь. Мало того, что не нравится сама экспедиция, высокомерные гномы, так бездарно отнесшиеся к организации перевозки, их нежелание поделиться своими проблемами. Понятное дело, что не нравятся возчики, от которых я каждую минуту жду превращения в волков, так теперь злюсь на весь окружающий мир. Попытался прислушаться к самому себе, определить — почему же я все-таки злюсь, чем недоволен? Да, избаловался за последние годы, сегодня спать пришлось почти на голой земле, ночью не выспался, а с утра остался без кавы. Согласен, причина для недовольства довольно-таки веская. Правда, ей бы пора развеяться. Все-таки, прошел пару миль, размялся и окончательно проснулся. По прежнему опыту знаю, что должен бы уже прийти в себя, войти в некое равновесие, но, как ни странно, злость, внутреннее беспокойство и недовольство не проходили.

Не нравится, что помимо птичьего крика, тележных скрипов, да слабого шума ветра, обоз сопровождает тишина: лошади не ржут, возчики не кричат на коней, не ругаются, не щелкают кнутами (хотя терпеть не могу, если животных бьют понапрасну), а охранники не разговаривают между собой. Гномы, не в пример молчаливее людей, но вчера они иной раз обменивались какими-то фразами, непонятными и, скорее всего ничего не значащими, но вели себя так, как ведут себя обычные солдаты в дороге, а сегодня молчат, словно воды в рот набрали. Вон, меня уже даже свист ветра раздражает. Да, отчего бы ему раздражать? Ветер свистит, но не видно ни колыхания уцелевшей с прошлого года травы на обочине, ни шороха полотна, которым укрыты возы.

Ветер вообще непонятный. Да и ветер ли это? Кажется, слышу пересвист и одновременно ничего не слышу. Как такое возможно? Может, это у меня в ушах свистит? Простудился, или еще что? Нет, не понимаю.

И гномы-охранники начали вести себя еще более странно. Вчера, целый день, четыре пары тангаров двигались четко и слаженно — убери телегу между ними, покажется, что охранники идут плечом к плечу, словно бы, держа строй, а сегодня наметился разнобой. Нет, скорее всего, мне это просто мерещится.

Не удержавшись, покинул свое место в хвосте каравана, пошел вперед, просматривая расстояние между парами тангаров. Нет, не мерещится. Все четыре пары уже рассыпались и гномы передвигались кое-как, «потеряв строй». Так они уже и ноги не поднимают, не сгибают колени, а шаркают подошвами по земле, словно доживающие свой век старики. Вгляделся в лица и, тут испугался по-настоящему. Вчера физиономии тангаров были хмурыми, но сосредоточенными, живыми, а сегодня они не выражали ничего. Лица одутловатые, глаза широко распахнуты, не моргают, словно уставившись в непонятную точку, изо рта некоторых охранников тонкой ниткой течет слюна, а руки безвольно болтались вдоль туловищ. Так выглядят люди, в пылу сражения получившие удар моргенштерном по шлему — жизнь еще теплится в них, а вот рассудок уже нет.

Вон, у того здоровяка, что таскал на плече тяжеленую палицу, оружие упало и волочится по земле, удерживаясь в руке только за счет темляка. Интересно, если кожа порвется, заметит ли хозяин потерю?