– Да, от графа, он у нас, чувствует он себя неважно.

– У вас – это у кого? И где? Он ранен?

Ясмина даже не успевала отвечать.

– Мы погорельцы… Еще весной на село напали иннгулы, село пожгли, кого убили, кого угнали, это с полмили от того места, где он перебил иннгулов. Его дети нашли, а Ивар потом принес. Он не мог двигаться, отдал очень много сил. Я слышала, что от такого умирают и мало кто выживает, но он уже потихоньку ходит, – лепетала Ясмина, испытывая неподдельную робость перед этой девчонкой.

– Ты знаешь, где здесь купить повозку и коня? Хотя зачем коня, кони-то есть, и в упряжке они ходили, – повернувшись к Ларту, спросила принцесса.

Тот пожал плечами.

– Спроси у хозяина, – приказала она, и тот рванул в здание.

– Господин Ормас, вы не подскажете, можно ли где-то у вас в городе купить повозку? Можно даже с лошадью.

Ормас стоял за баром и протирал кружки. Даже не задумавшись ни на минуту, он ответил:

– У старого Робера, его дочь вышла замуж за купца и забирает его к себе, он вчера заходил и спрашивал, нет ли у меня кого-нибудь, кому нужна повозка. Я сейчас сына пошлю, а то вам долго искать придется.

Через некоторое время пришел старик, и Ларт начал торговаться, но старик не упирался, и сошлись на пятидесяти медяках. В придачу он отдал упряжь, лошадь же он отказался продавать. Шорник, которого тоже выдернули на постоялый двор, быстро подогнал упряжь по одной из вьючных лошадей, и Ясмина собиралась уже отправляться в обратную дорогу, когда выскочила давешняя девчонка и сказала, что она тоже едет, сейчас только оседлает лошадь.

Тут же появился Ларт и принялся отговаривать ее от поездки. Эта малолетка наорала на него, и тот вдруг сказал:

– Тогда я тоже еду с вами, – и кинулся седлать лошадь, вначале девице, потом уже себе.

Потом он снова кинулся в здание постоялого двора, выскочил оттуда с кожаным мешком, который бросил в повозку, и вскочил на коня. Вдруг из дверей вылетели еще две дамы и начали говорить, что и они тоже едут, на что девчонка, уже сидящая на коне, приказала ждать их здесь. Мол, завтра утром они будут на месте.

Наконец-то все выехали. Кони бежали резво, а принцесса расспрашивала Ясмину о том, как нашли графа, что делали, что он говорил – обо всем до мельчайших подробностей. А когда услышала, что у кромки леса остались лежать пятнадцать степняков и даже десять лошадей, задумалась и отстала, и всю оставшуюся дорогу ехала молча и даже иногда улыбалась.

* * *

То, что женщины так на него реагируют и готовы по первому зову бежать и выполнять любое его желание, я заметила давно. Унга, не говоря уже о баронессе, вились вокруг него и заглядывали в глаза. И эта, как ее… Ясмина – уже взрослая женщина, а как о нем взахлеб рассказывает! Да мне и самой иной раз хотелось сделать для него что-то хорошее и приятное, только бы попросил. Удерживало лишь мое положение. Да еще бесило его ровное отношение ко всем и ко мне тоже, иногда очень хотелось его вывести из себя, но он только улыбался, иногда весело, иногда, казалось, как-то обиженно. Выслушав мои требования, он иногда их выполнял, а иногда просто не обращал внимания.

Еще в самом начале нашего путешествия на очередную мою выходку и какое-то глупое приказание он мне ответил:

– Ваше высочество, я не ваш поданный, и приказывать мне вы не имеете права, а эту миссию я выполняю согласно чести и данному мною слову, но не по велению сердца.

Выслушав эту отповедь, я повернулась и ушла. А что я могла сказать в ответ? Что мне просто хочется, чтобы он обратил внимание на меня, а не на баронессу?..

Моя мама умерла очень рано, а отец… Нет-нет, он очень меня любил, у меня были лучшие учителя, хорошие няньки и воспитательницы. Я знала, как обращаться с послами, умела рассчитать, сколько дней будет двигаться обоз из одного города в другой, если известно расстояние. Да много чего я знала, только вот, как флиртовать с мужчинами, меня не учили – наверное, считали, что я маленькая еще, или думали, что само приложится.

А тут этот кентиец… Я злюсь на него и постоянно о нем думаю, и ничего не могу поделать, и еще сильней злюсь от этого. Прямо замкнутый круг какой-то! А какие сны мне стали сниться… Нет, о снах не будем, девушке не должны сниться такие сны, и думать ни о чем таком она тоже не должна.

«Но вот теперь я его никому не отдам, это будет мой и только мой и ничей другой мужчина. Он, правда, об этом еще не догадывается, но тем хуже для него, и пусть даже мои дети будут похожи на него – я ничего не имею против», – подумала я и почувствовала, как начинают гореть щеки. Конечно, он только граф, да еще кентийский, но все эти вопросы статусности оставим на потом, и жаль, что заключить помолвку мы сможем только через полгода. А до того, как я смогу выйти замуж, пройдет целых полтора.

Я снова сидел у так понравившегося мне дубка и наслаждался покоем, теплом и тишиной, и даже не подозревал, какой сюрприз готовит мне провидение. Ивар, прихватив мой арбалет, отправился в лес попытать счастья, а ребятня, пристроившись рядом со мной, спала на брошенном на землю иннгульском халате. Я сидел и думал о хитросплетениях бытия, о переселении душ, в котором я теперь убедился. О том, что вот умерла душа, но память и даже чувства остались, а может, она и не умерла, а просто мы с ней слились и стали одним целым.

Ведь бился-то с иннгулами не я, а Алекс. Нет, душа Алекса не умерла и не покинула тело, просто мы стали с ним едины, и в нужный момент он заменяет меня собой или я его. Вот так мы и живем. И в том, что во вселенной множество обитаемых миров, я тоже убедился, ведь то, что знал Алекс, стало теперь и моим; на карте материка я не увидел ни одного знакомого очертания, а ведь тут все как на моей Земле: и природа, и фауна, есть небольшие отличия, однако совпадений на девяносто пять процентов.

Но это была совсем другая планета. Планета, которая замерла в своем развитии на сотни лет. Почему так произошло? Даже оружие не модернизируется, может, поэтому пятьсот лет не было войн. Так что выходит, война – это двигатель прогресса? А может, просто посмотрев на войну, которая шла пятьсот лет назад, и ужаснувшись, с какой интенсивностью уничтожалось человечество, высшие силы как бы заморозили развитие? Но зачем? С оружием, используемым ныне, человечеству не грозит уничтожение, это же не ядерная бомба. Так может, и мне тогда не стоит выделяться? Жить себе тихонько, и все. А может, наоборот? Меня и поместили сюда, чтобы я дал толчок прогрессу. Вот так я сидел и думал, и мысли были какие-то тягучие и невеселые.

И вдруг эта идиллия сонного царства была нарушена. Я даже не заметил, как полянка перед землянкой вдруг наполнилась шумом и гамом, ржанием и фырканьем коней. Такой милый и нежный голосок вдруг проорал:

– Граф, как вы смели нарушить собственную клятву!

Я вздрогнул от испуга – уже кошмары снятся – и открыл глаза. Но вот кошмар никуда не делся, он стоял передо мной и яростно сверлил меня взглядом.