Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Но я не могу... я не могу выносить это!» — выходила она из себя, пока Грета помогала ей раздеваться.
— И я не собираюсь выносить это! — воскликнула она вслух, оставшись одна в темноте своей спальни.
Будущее казалось ей большим темным тоннелем, у которого нет конца, а лишь мрак и отчаяние со всех сторон.
Илена думала, как счастлива была до тех пор, пока ей не пришла в голову эта дурацкая мысль залезть на гору Бела и шпионить за паликарами, в результате чего она оказалась женой Владиласа.
Тогда она могла спокойно кататься на лошадях в сопровождении офицеров кавалерии, а так как отец был не способен управлять государством, ее собственное слово воспринималось как главное и решающее.
«Я правила страной, но теперь никто не будет слушать меня, а Владилас изменит все по-своему!
Она пыталась убедить себя, что ненавидит его еще больше, чем раньше, но должна была признать, что это неправда.
На самом деле она уже давно стала тайно уважать его и восхищаться им, видя, с каким достоинством и готовностью он возложил на себя бремя управления страной.
Несомненно, спустя годы он станет настоящим героем ее страны, и каждый житель будет восхвалять его силу и целеустремленность.
А он, зная о своей красоте, будет соблазнять многих женщин, таких же прекрасных, как Телия.
С ними он станет проводить часы досуга, а жену использовать лишь во время публичных выступлений и празднеств.
— Это невыносимо! Просто невыносимо! — простонала она в тишине.
Как подавленно и беспомощно звучит ее голос в этой прекрасной комнате с золотыми купидонами и шелковыми занавесками!
Она провалилась в сон, утяжеленный грустными размышлениями этого дня, но вскоре была разбужена каким-то тихим, скребущимся звуком.
Наверное, сейчас два или три часа ночи, думала она, пытаясь понять, что же могло разбудить ее.
Возможно, князь возвратился домой и закрыл за собой дверь в спальню...
Она посмотрела на дверь.
Прежде чем улечься спать, девушка оставила зажженную свечу на столике в гостиной между ее спальней и спальней Владиласа — не столько для того, чтобы оставить хоть какой-то свет, сколько для того, чтобы увидеть, когда вернется князь, так как она понимала, он вряд ли сообщит ей об этом сам.
«И отчего бы ему не сказать мне, что пришел? — нервничала Илена. — Хотя он ни разу не приближался ко мне с тех пор, как мы поженились!»
Она должна была признать, что это неудивительно, учитывая ее поведение в первую ночь после свадьбы, когда угрожала ему холодным оружием.
До сих пор она все еще чувствовала тяжесть его тела и резкую боль, которую он причинил ей, вывернув руку.
Еще более удивительными были воспоминания о его поцелуях, о его губах, впившихся в ее губы.
Тогда же она впервые испытала какие-то странные, необъяснимые ощущения.
И вот сейчас эти странные ощущения вновь вспыхивают в ее теле.
И горько было от того, что он тогда ушел, даже не оглянувшись и не сказав ей ни слова.
«Наверное, он ненавидит меня так же сильно, как я ненавижу его!»
Эта мысль почему-то очень расстроила княгиню, и она решила немедленно предложить мужу что-то вроде перемирия, чтобы они вместе могли работать на благо Зокалы.
Своим оружием и пушками он сумел напугать тех, кто собирался посягнуть на ее страну, но могут возникнуть и другие неизбежные проблемы — в этом случае две головы всегда лучше.
Илена думала, как бы потактичнее предложить план перемирия, но тут вновь раздался странный шум.
Сначала он был какой-то неопределенный, потом она поняла, что он идет сверху и усиливается с каждой минутой.
Девушка выпрямилась на кровати и прислушалась.
Через несколько секунд она могла поклясться, что слышит, как таинственные люди передвигаются осторожно, на цыпочках где-то по переходам над ее спальней.
Неожиданно она представила, как Венгрия или Румыния захватывают Зокалу, и ужаснулась, что князь не привез в Миспу пушек и оружия, а оставил их там, возле дворца, где они стояли на обозрении во время похорон.
Да, враг оказался очень умным, если сообразил прийти и захватить Миспу, куда никто не догадался привезти оружие.
И если враг собирался сделать именно это, то он, как и Владилас, в свое время захвативший долину Бела, сможет без боя подчинить себе Миспу, а остальная часть Зокалы не будет даже знать об этом.
Шум над головой возрастал, и Илена подумала: она, наверное, единственный человек, который понимает, что происходит.
Девушка вскочила с кровати, не сознавая, что на ней лишь полупрозрачная ночная рубашка, и быстро побежала по направлению к гостиной.
Свеча почти догорела, воск жирными каплями свисал с подсвечника, но даже в этом тусклом свете Илена увидела дверь на противоположном конце комнаты и, подбежав, распахнула ее.
Мысли вихрем кружились у нее в голове: что, если Владиласа не окажется у себя? Кому еще можно сообщить о том, что происходит у нее над головой?
Она вошла в комнату.
Горели свечи.
Муж сидел на кровати и читал какие-то бумаги.
Он поднял глаза и, увидев ее, замер в изумлении.
Илена пыталась совладать с собой, но язык заплетался от страха.
— Там... люди... Я уверена... это враги... они там... в переходах... над моей комнатой... Я слышу... как они... передвигаются... похоже... их там очень... очень много!
Несколько секунд Владилас молча смотрел на нее и наконец произнес:
— Извини, что не предупредил тебя. Ты слышала не людей, это летучие мыши.
Крик ужаса вырвался из ее груди, не в силах сдерживать себя, она бросилась к Владиласу.
— Спаси меня! — возопила она. — Я боюсь... я не могу терпеть летучих мышей! Они ужасные!.. Если... они запутаются в... моих волосах... то уже не смогут... оттуда выпутаться!
Слова, подобные стонам, слетали с ее губ, и она, вся дрожа как в лихорадке, уткнулась лицом в его плечо.
Он нежно обнял ее, а Илена, задыхаясь от волнения, продолжала:
— А что... если... они смогут... пробраться... через потолок? Я ужасно... боюсь летучих мышей... они... словно... маленькие дьяволы... и еще... они... цепляются крыльями!
— Все в порядке, — прошептал Владилас. — Я не позволю им причинить тебе боль!
— Они ужасают... меня, — пробормотала Илена.
Князь крепче обнял ее.
— Я обещаю, с тобой ничего не произойдет.
— Просто... я всегда... очень боялась летучих мышей.
— Понимаю, — тихо ответил он, — хотя на тебя это не похоже. Я думал, ты ничего не боишься, и всегда уважал тебя за храбрость.