Тамсен на миг онемела. Еще немного, и ей стало бы жаль эту девчонку! Казалось, Мэри растеряна, будто ребенок, увидевший яблоко, взлетевшее в небо вместо того, чтоб упасть. В то же время Тамсен охватила нешуточная злость: Мэри явно считала, будто Тамсен непременно должна ей ответить, а между тем девица не столь наивная вмиг догадалась бы обо всем сама.

В ином расположении духа Тамсен, пожалуй, расхохоталась бы. Пожалуй, даже объяснила бы, что к чему. Чарльз Стэнтон остановил выбор на Мэри, но это не значит, что все остальные непременно должны ее полюбить! Мэри увела у нее Стэнтона походя, не приложив к этому ни малейших усилий. Возможно, даже сама того не желая.

И Тамсен имела полное право ее невзлюбить.

Но, разумеется, вслух она ничего подобного не сказала. Просто подобрала подол юбки и, переступив через поросшую травой кочку, обошла Мэри Грейвс стороной.

– Не понимаю, о чем вы, – безмятежно ответила она. – А еще, полагаю, у нас обеих хватает куда более важных забот.

Но Мэри не отступалась. Двинувшись следом, она без труда поравнялась с Тамсен, пристроилась рядом, в ногу.

– Я вам не нравлюсь, – упорно продолжала она. – Вы меня избегаете, я же вижу. Мне только хотелось узнать отчего. Может быть… – Мэри закусила губу. – Может быть, из-за мистера Стэнтона?

Услышав его имя, произнесенное Мэри, Тамсен невольно вздрогнула.

– При чем здесь мистер Стэнтон? – спросила она, отметив как холодно, глухо, будто сквозь толстый слой льда звучит ее собственный голос.

Мэри задумалась. На миг Тамсен показалось, что ей не хватит духу продолжить, но наконец Мэри Грейвс откашлялась и…

– Люди разное говорят, – просто сказала она.

«Разное»… еще одно слово, означающее дикие небылицы, лживые слухи вроде тех, что распускали о ней в Северной Каролине, пока она не уехала в Спрингфилд.

– Если вы твердо уверены, что я – ведьма, – ответила как-то Тамсен той жене проповедника, не один год оскорбительно, беспощадно над ней издевавшейся, – разумно ли с вашей стороны меня раздражать?

Страх на лице склочной бабы доставил ей пусть недолгое, по-ребячески глупое, но явное удовольствие. В этом и состояла беда женщин вроде Пегги Брин с Элеонорой Эдди: боятся, вечно боятся, то одного, то другого, и всякий раз – не того, чего следует.

Соблазн выложить Мэри всю правду казался неодолимым. Может, и впрямь рассказать ей о Стэнтоне то, чего она вовсе не ожидает, чтоб в голове прояснилось? Да, он силен и умом не обижен, но в отношении чувств – хоть собственных, хоть чувств окружающих – безалаберен и безответственен. Созданный для одиночества, в душу он никого не впустит дальше порога.

«Нет, девочка, таким, как он, сердца лучше не отдавать».

Однако Тамсен понимала: что она ни говори, беда Мэри так ли, иначе, стороною не обойдет. При этой мысли в глубине души затеплилась крохотная искорка злорадства.

– Меньше сплетников слушайте, – только и сказала она.

Прежде чем Мэри Грейвс успела хоть что-то ответить, невдалеке закричали, окликнув Тамсен по имени.

Решив, что это Джордж, Тамсен обернулась на крик, однако голос принадлежал вовсе не Джорджу. Из-за кустов нетвердым шагом, согнувшись, держась за живот, будто подстреленный, выступил Люк Хэллоран.

Все его новообретенные силы, энергия и здоровье исчезли, как не бывало. Потрясенная его видом, Тамсен оцепенела от ужаса. Он явно был при смерти: глаза устрашающе выпучены, губы растянуты в жуткой улыбке, обнажившей воспаленные десны и два ряда гнилых зубов, жилы на шее, на плечах, на ладонях вздулись канатами…

– Миссис Доннер, – повторил он, потянувшись к Тамсен.

Тамсен невольно сделала шаг назад, хотя обоих разделял неширокий ручей. Споткнувшись о кочку, Люк Хэллоран с плеском рухнул на колени, в воду, но вместо того, чтоб подняться, пополз к ней.

– Помогите. Прошу, помогите.

Вмиг позабыв о том, кто подглядывал за нею из зарослей, Тамсен ответила тому, о ком заботилась, кого приютила у собственного костра. Устыдившись неосознанного желания не приближаться к нему, она бросилась прямо в ручей, зачерпнула горстью воды и поднесла сложенные ладони к его губам.

– Ступайте за помощью, – велела она Мэри. – Сам он до лагеря не дойдет, придется нести.

К чести Мэри, та не завизжала, не рухнула наземь без чувств, не стала затевать споров, а, развернувшись, со всех ног бросилась к лагерю.

Пить Хэллоран отказывался наотрез – только стонал от боли, а ее мольбы открыть глаза будто не слышал вовсе. Вблизи Тамсен чудом не поперхнулась: пахло от него так, словно он давно мертв.

Однако, как только Мэри скрылась из виду, Хэллоран открыл глаза и с неожиданной силой вцепился Тамсен в запястье.

– Миссис Доннер… Тамсен, – заговорил он, притянув ее к себе, да так близко, что его дыхание обдало жаром щеку. – Вы ведь мне по-прежнему друг? Вы были так добры ко мне, только вы и помогли мне, когда я захворал…

– Тс-с-с. Успокойтесь. Конечно, я вам по-прежнему друг, – заверила его Тамсен.

Округлившиеся глаза его ярко блеснули, словно бы замерцали во мраке внутренним светом, и Тамсен вновь пришли в голову мысли об одержимости, о ком-то другом, вселившемся в его тело, отчего Хэллоран и изменился до неузнаваемости.

Попытка высвободить руку оказалась бесплодной: его хватка была слишком сильна. Откуда у умирающего столько сил?

Вдоль спины зябкой волной пробежала дрожь.

– Те, остальные – они, не задумываясь, бросят человека с голоду умирать, даже если еды у них предостаточно. Только о себе и пекутся. Их бы воля, я бы умер давным-давно.

– Прошу вас, мистер Хэллоран…

Пульс страха обрел постоянный, единый ритм. Дрожь охватила все тело. От вони мертвечины трудно было дышать. Что с ним стряслось? Да, Тамсен знала: хворь может возобновляться, но не с такой же быстротой, чтобы за час лишить человека всех сил!

– Прошу вас, мистер Хэллоран. Вам нездоровится. Успокойтесь. Я позову на помощь.

– Никто другой помочь мне не может, – сказал он. Его улыбка сменилась гримасой боли. – Я умираю, Тамсен. Потому и пришел к тебе. Однажды ты спасла меня… спасешь ли и в другой раз?

Дышал он с великим трудом. Пришлось подождать, пока ему не удастся снова набрать в грудь воздуха.

– Выполнишь ли… мою просьбу?

– Разумеется, – заверила его Тамсен, но голос ее прозвучал не слишком твердо.

Зачем она только оставила фонарь на берегу? Тьма сделалась так непроглядна, будто вокруг Тамсен сомкнулся огромный кулак.

Хэллоран снова прикрыл глаза. Пальцы, сжимавшие запястье Тамсен, ослабли, однако он все еще пытался что-то сказать – шептал, шептал едва слышно, ни слова не разберешь, снова и снова, снова и снова… Сомнений быть не могло: эти отрывистые слова стоят ему всех оставшихся сил.