Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, помочь надо было. Некоторым – немедленно. Но – как? Пресса о «Пирамиде» молчала, резонанс был исключительно читательский, никакого практического резонанса не наблюдалось. Наоборот. Дружное молчание прессы было странным и навевало невеселые размышления… Помочь можно было бы, если бы мой голос приобрел вес в официальном, так сказать, исчислении. Этого я и ждал. Столь бурная читательская реакция неминуемо должна была дать и официальный всплеск – в газетах, журналах, на телевидении, – тем более, что время-то какое: гласность! Если в «Высшей мере» была затронута проблема серьезная, то уж в «Пирамиде» – тем более. Если по выходе сборника с «Высшей мерой» я получил лишь несколько писем, то тут был обвал, цунами. Ей-богу я не ожидал столь бурной и столь благожелательной читательской реакции. Но…
Пресса молчала.
Промелькнула маленькая рецензия-колонка в газете «Известия» в первых числах сентября – тотчас по выходе журнала со второй половиной.
И все.
А письма все шли и шли. С почты мне звонили, чтобы я сам приходил за пакетами, которые устали пересылать из редакции журнала.
Огни во тьме
Было бы неправильно думать, что писали главным образом заключенные. Писем от них было меньше половины! Однако писали люди как будто бы об одном и том же – о беззаконии, бесправии, преследованиях за критику и жалобы на несправедливость властей. Стерлись грани между свободой и зоной – одно переходило в другое, – и, читая письма, не всегда можно было сразу понять, где сейчас находится автор, на свободе или в заключении. Боролись люди, хоть так – письмами писателю и своим неприятием мерзости пытались противостоять «кюстиновской» пирамиде.
В журналах у нас стали во множестве появляться рассказы и повести о том времени, когда была написана эта знаменитая песня: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек…» Там же: «Человек проходит как хозяин необъятной Родины своей…» Эти слова как раз тогда были написаны, когда в тюрьмах и лагерях сидело и гибло до 10% населения – взрослые, дети, женщины, старики… Те же, что оставались «на свободе», умирали духовно – нравственные начала гасли в дрожащих от страха, исступленно цепляющихся хоть за какое-то существование телах. И все-таки… Были, были те, кто и на самом деле верил в то, что декларировали те, кто стоял у руля. И не сдавался.
Правда, это происходило не всегда явно.
Вот письмо, которое в моей почте лежит особняком. Как это ни странно, однако оно единственное в своем роде. С большим трудом я отыскал его среди сотен других и очень дорожу им, ибо оно – «альтернативное». Привожу его полностью, не изменив ни слова.
«Уважаемая редакция!
Прошу передать нижеследующее автору повести «Пирамида» Юрию Аракчееву /№№ 8-9, 1987 г./.
Уважаемый Юрий Аракчеев!
Дочитал таки Вашу «Пирамиду», которую Вы почему-то окрестили повестью, хотя положа руку на сердце, больше чем очерком ее не назовешь. Вы удивляетесь почему на ее первую публикацию ни критика, ни читатели никак не прореагировали, народ безмолвствовал. Боюсь, что и на журнальную публикацию повести реакция будет такой же. Почему?
Народ безмолвствует, когда на его глазах совершается особенно тяжкий грех. Взяв за основу довольно таки сомнительный факт нарушения социалистической законности, Вы не довольствовались принятыми партией и поддержанными всем народом мерами борьбы с породившим их бюрократизмом. Вы впрямую толкуете этот факт, а также и некоторые другие, подобные ему, не как отдельные сугубо бюрократические извращения, а как пороки изначально присущие советской власти и социализму.
Вам не кажется, что такое Ваше утверждение весьма и весьма созвучно с рейгановским: «СССР – это империя зла»?
Мало того. В своем кредо Вы пишете: «Проходят «героические» периоды истории, утихает шум, вызванный каким-то трудовым или ратным подвигом» и так далее, в том же духе. Вы, походя, глумитесь над великими жертвами, понесенными нашим народом, над его великими свершениями, оплевываете его всячески и требуете почему-то от него же рукоплесканий!
Да еще о каком-то достоинстве своем говорите! Выходит, что весь Советский народ, построивший и утвердивший во всем мире социализм, самое справедливое общество, не имеет человеческого достоинства, а Вы его имеете! Вы и Солженицын, отсидевшийся в войну в местах столь отдаленных от фронта, а после войны выдавший именно себя за героя, достойного Нобелевской премии за то, что оплевал свой народ, социализм.
Читая Ваше произведение, начинаешь понимать, почему репрессированных при Сталине называли врагами народа. Неужели Вы не понимаете, что толкаете страну в хаос, пережитый Венгрией, Чехословакией, Польшей, начинающийся, как правило, с подобных публикаций в литературе /вспомните «Литерарни листы»!/
Боже! Как же вы надоели, последователи Герострата, готовые и способные на все, лишь бы прославиться! Но чем же провинились перед вами советские люди, доказавшие свое достоинство в труде и в бою? Разве только тем, что позволяют еще и охаивать себя? Впрочем, вряд ли Вы это поймете…
Гнездилов Павел Кириллович, участник
Великой Отечественной войны, пенсионер.
Гор. Орел
17.9.87 г.» /Письмо № 155/.
Да, это письмо заставляло думать. Оно не вызвало во мне раздражения. Павел Кириллович безусловно во многом прав. Да, идеалы социализма и с моей точки зрения весьма справедливы, но так ли уж следовали им советские руководители? А еще более те, кто лихо пользовался возможностями репрессивного аппарата и использовал служебное положение в своих корыстных целях. И именно то, что идеалам не следовали сверху, превратив их по большей части в декорацию, развращало и людей, которые тоже научились использовать эти возможности для своих мелких нужд – отобрать у соседа участок, квартиру, или отомстить «обидчику», просто написав донос в психушку, милицию или КГБ… И все это в результате обесценивало труды и подвиги честных советских людей, превращая окружающую реальность в ад для тех, кто пытался-таки идеалам следовать. И в значительной мере исказило систему. Это и есть та самая «пирамида» – остроконечная пирамида власти, что и дало основания таким как Рейган, называть нашу страну «империей зла».
Теперь приходится открывать глаза и вытаскивать из ушей затычки… Легко ли видеть теперь, к чему привели великие жертвы? Легко ли переосмыслить жизнь, честно (а в отношении Павла Кирилловича я почему-то уверен,