С Нильсом все иначе. Никакой любви, никаких падений в пропасть и взлетов к звездам. Есть только грубая животная страсть, но как же она сильна и как она хороша! Стоило Рикке только подумать о том, как восхитительно груб Нильс, как ритм ее дыхания изменился, сердце забилось часто-часто, а от увлажнившегося лона, поползла по телу тягучая истома. Рикке потянулась, еще больше сминая сбившуюся под ней простыню, ощутила, как теплая волна похоти накрывает ее с головой и прильнула к мускулистой спине Нильса. Закрыв от удовольствия глаза, Рикке вдохнула горьковатый запах его кожи, ущипнула его за сосок и шепнула в ухо: «Просыпайся». Нильс промычал что-то невнятное, стряхивая с себя сонную пелену (Рикке хотелось верить, что это были ласковые слова, а не что-то другое) обернулся и деловито подмял ее под себя. На этот раз Нильс двигался плавно, зубы в ход не пускал, и вся грубость его проявлялась лишь в том, что временами он слишком сильно наваливался на Рикке, так, что она не могла дышать.

Кричать не было причин. Рикке слабо постанывала, отвечала на ласки, дышала запахом Нильса, и ей не верилось до конца, что все это происходит наяву, происходит с ней. О Хенрике она вспомнила только после душа, когда не вытирала, а осторожно промокала болевшее там и сям тело полотенцем. Странно, но от прикосновения полотенца боль была совсем не такой, как от прикосновений Нильса. Полотенце доставляло просто неприятное ощущение. Ничего сладкого, одна горечь.

– Не забудь прислать мне свои рисунки, – напомнила Рикке, поцеловав Нильса на прощанье. – Они станут напоминать мне о тебе.

– Через три минуты они будут в твоем почтовом ящике, – пообещал Нильс, закрывая дверь.

– Что за странные звонки? – вместо приветствия поинтересовался Оле, ставя свой поднос на стол, за которым сидела Рикке.

– Мне надо было создать впечатление, – проглотив то, что было у нее во рту, ответила Рикке. – Я была дома у одного подозрительного типа.

– Кандидат в Татуировщики? – понимающе усмехнулся Оле, садясь за стол. – Рикке, как ты можешь есть эту цветную капусту? Она же безвкусная!

Сам он взял телячий щницель с жареным картофелем.

– Кандидат, – кивнула Рикке. – В цветной капусте, Оле, есть свой вкус, только надо ее распробовать. А если выжать на нее половинку лимона…

– То она от этого лучше не станет, – докончил Оле. – Ладно, оставим еду в покое и поговорим о деле. У тебя появился подозреваемый?

Они говорили громко, в полный голос, потому что в столовой было шумно и за соседними столиками никто, даже при желании, не мог бы услышать их разговор.

– Не знаю, – Рикке пожала плечами. – Но он довольно брутальный мужчина с интересной манерой рисования. Мне надо провести профессиональную экспертизу его рисунков и тогда я смогу определиться. Кстати, Оле, а что там у вас с этим боснийцем, как его…

– Един Балич, – подсказал Оле.

– Да-да! Что-то удалось найти?

– После заочной проверки боснийцев оставили в покое, потому что не удалось найти ничего компрометирующего. Считается, что за ними приглядывает Йоргенсен, но реально все сводится тому, что при следующем убийстве алиби Едина Балича будет тщательно проверено. А меня и Аре Мортенсен гоняет проверять сигналы о подозрительных мужчинах, которые делают нечто подозрительное. Правда сейчас сигналы пошли на убыль. До следующего раза. Так и живем. И, наверное, нет такой экспертизы, которой не подвергли бы трупы, в поисках хоть какой-то зацепки. Но зацепка у нас всего лишь одна, та же, что и была – пленку, веревки и скотч он покупает в «Фётексе», а такая зацепка все равно, что ничего. Остается молиться, уповая на то, что в следующий раз он на чем-то проколется. Следующий раз будет тринадцатым по счету, несчастливое число.

Жутко было слышать, как обыденно Оле произносил «следующее убийство» и «до следующего раза».

«Профессиональную экспертизу» Рикке провела в тот же вечер. В качестве эксперта выступал Хенрик, а местом стало тихое кафе в Вестербро, неподалеку от того пятачка, где в последнее время постоянно тусовалась Рикке. Хенрик ожидал, что пятница пройдет по обычному сценарию, то есть поход по «злачным» местам плюс ночь любви, но Рикке пришлось его разочаровать, сославшись на ежемесячные женские обстоятельства. Точнее, не разочаровать, а обмануть, потому что «обстоятельства» еще не успели наступить, но тело после Нильса требовало передышки, да и не хотелось, чтобы Хенрик увидел следы от укусов.

А еще это была проверка на вшивость. Рикке предпочитала не иметь дела с мужчинами, которые в ответ на «мне сегодня нельзя» напоминали, что есть и другие «сладкие дырочки» или «горячие местечки». Такие получали отставку мгновенно и речи о возобновлении отношений быть не могло. Подруга Лисси, относившаяся ко всему на свете очень снисходительно, не скрывала, что считает Рикки чокнутой максималисткой, но это не мешало им поддерживать дружеские отношения. У Рикке с ее характером, наверное, могла быть только такая подруга, смотрящая на все просто, иногда – чересчур просто.

– Есть сходство, – подтвердил Хенрик, разглядывая распечатанные Рикке фотографии. – Но скажу честно, если бы ты не обратила бы мое внимание, сам бы я не догадался.

– Это закономерно, – улыбнулась Рикке. – Ты не изучил рисунки Татуировщика так, как изучила их я.

– Я бы предпочел их никогда не видеть. Тебя – видеть, а их – нет.

– Что поделать? Я появилась в твоей жизни с этими рисунками в руках и от этого никуда не деться.

– Теперь ты подключишь к проверке Нильса полицию? – Хенрик вернул фотографии Рикке.

– Нет, до этого еще далеко, – Рикке вложила фотографии в пластиковый конверт и убрала в сумку. – Надо присмотреться к нему получше, постараться побольше о нем узнать и тогда уже идти к моим коллегам.

Когда работаешь в полицейском управлении круг лиц, определяющийся словом «коллеги» существенно расширяется – начинаешь называть так не только психологов, но и всех полицейских сотрудников.

– И ты будешь снова с ним встречаться? – в голосе Хенрика Рикке послышались нотки ревности. – После того, как твои подозрения подтвердились? Ты что, не понимаешь, как это опасно? Опомнись, Рикке! Оставь своего Нильса в покое, пусть им займутся те, кому положено!

Приятно получать подтверждения того, что тебя любят и о тебе заботятся. Неприятно, когда кто-то, пусть, даже, и далеко небезразличный тебе человек, указывает, что ты должна делать.

– Позволь мне самой решать, – мягко сказала Рикке, накрывая руку Хенрика, лежавшую на столе, своей узкой ладонью. – Я давно уже взрослая девочка и способна сама разобраться в том, что мне можно делать и что нельзя.

– Я бы не стал вмешиваться, если бы ты была мне безразлична! – горячился Хенрик. – Но ты просто не представляешь, каким счастьем для меня стала встреча с тобой и как страшно мне думать о том, что я могу тебя потерять!

– Не думай об этом, – посоветовала Рикке.