– Как я могу не думать?! – Хенрик даже обиделся немного. – Ты же столько для меня значишь! С недавних пор пятница стала у меня любимым днем недели!

– Даже сегодняшняя? – улыбнулась Рикке.

– И сегодняшняя тоже, – недоуменно подтвердил Хенрик, не понимая, к чему она клонит. – А что в ней такого особенного?

– Ну… – замялась Рикке, – ведь, сегодня я не смогу остаться у тебя на ночь…

– И что это меняет? – теперь Хенрик, кажется, обиделся не на шутку. – Кажется, я никогда не говорил и не давал понять, что наши отношения – это только секс! Странно, что ты так говоришь, Рикке! Секс – это здорово, а с тобой это вообще что-то бесподобное и я, конечно же, испытываю к тебе влечение определенного рода, но… Черт! Совсем запутался!

– Я тебя прекрасно поняла, Хенрик. Прости, я сказала глупость.

Чтобы загладить свою вину, Рикке пересела на колени к Хенрику (все равно в кафе кроме них никого не было), обняла его и поцеловала в губы так, что он забыл про все обиды, да и вообще обо всем забыл. Почувствовав, что все в порядке, Рикке вернулась на свой стул и попросила официанта принести ей кофе.

Кофе пах ароматом Boss Number One, одеколона Хенрика, но Рикке этого не замечала. Ей было до невозможности приятно и немного совестно, ведь Хенрик, милый наивный Хенрик, и не подозревал, до чего дошла, то есть – до чего опустилась Рикке в своих детективных поисках. «Я скажу ему потом, – решила Рикке, наблюдая за тем, как обстоятельно Хенрик пьет свой кофе. – Сама скажу, не дожидаясь вопросов. Хенрик хороший. Он меня поймет». В этом «скажу ему потом» крылась маленькая хитрость, на которой Рикке старалась не заострять внимания. Она допускала, что в ее жизни еще будет секс с Нильсом и намеревалась покаяться Хенрику оптом, сразу во всех грехах. И разве не сказал коварный итальянец Никколо Макиавелли «Il fine giustifica i mezzi», что означает «цель оправдывает средства»? Если есть цель, то…

«А вот если бы Нильс был плешивым жирным стариканом, у которого трясутся руки и плохо пахнет из рта, ты точно так же думала бы, что цель оправдывает средства? – спросила совесть. – Или передала бы его Оле для изучения?» Совесть – она такая, знает, что ей ничего не грозит, вот и говори гадости, поэтому Рикке предпочла не обращать на нее внимания. Двенадцать молодых женщин, убитых Татуировщиком, где-то там, во мраке небытия, молили о возмездии и Рикке была единственной, кто слышал их голоса.

Да, единственной, потому что все остальные или ужасались, или не обращали внимания или искали Татуировщика, выполняя свои обязанности. Но никому, кроме Рикке этот проклятый убийца не отравлял жизнь в прямом смысле этого слова. По большому счету, дело было не в работе, не в отношении Хеккерупа и Мортенсена, и, даже, не в самоуважении, а в том, чтобы Татуировщик перестал убивать, чтобы ужас закончился, чтобы первые полосы газет были заняты чем-то другим, поприятнее.

– Skide![105] – вырвалось у Рикке.

– Что такое? – забеспокоился Хенрик. – Кофе невкусный?

– Кофе просто замечательный! – ответила Рикке. – Это я просто задумалась. Прости, Хенрик, я сегодня не в форме. Проклятый Татуировщик…

– Ты можешь думать, что хочешь, но я все-таки скажу то, что думаю! – начал Хенрик. – Сейчас всех интересует Татуировщик. Потом появится какой-нибудь другой серийный убийца – Парикмахер или, скажем, Таксист. И ты точно также будешь пытаться поймать его, а жизнь, тем временем, будет идти своим чередом и когда-нибудь ты поймешь, что всех поймать невозможно, что ты потратила жизнь непонятно на что, хотя могла поступить иначе…

– Иначе – это как? – ледяным тоном поинтересовалась Рикке, начиная раздражаться.

– Уйти из полицейского управления в другое место, выйти замуж за человека, который тебя любит, родить детей… Это, конечно, банально, но мне кажется, что истинное счастье именно в этом, а не в пойманных серийных убийцах.

– Откуда тебе знать? – улыбнулась Рикке, чувствуя, как раздражение покидает ее. – Ты ведь никогда не был замужем и не рожал детей.

– Я так чувствую, – серьезно ответил Хенрик. – Вот смотрю на тебя и понимаю, что все эти детективные игры не для тебя. Ты нежная, утонченная красавица, а настоящие детективы – это широкоплечие мужики с квадратными подбородками и тяжелыми кулаками. Когда они хотят поблагодарить, вместо «tak» у них получается «fuck»…

– Надо познакомить тебя с моим другом Оле Рийсом, – перебила Рикке. – Возможно, что он поможет тебе составить правильное впечатление о полицейских.

– Не надо, – покачал головой Хенрик. – Я не имею чести быть знакомым с этим достойным человеком, но чувствую наперед, что мы друг другу не понравимся.

– Но почему? – удивилась Рикке.

– Потому что у нас разные интересы, разные взгляды и разные приоритеты, – убежденно ответил Хенрик. – И, вообще, я не склонен выходить за рамки своего круга общения. Мне его вполне хватает.

Люди не любят полицию и полицейских. С этим ничего не поделать. Более того – сами полицейские не любят своих коллег. Действительно, как можно любить человека, который штрафует тебя, пристает к тебе с дурацкими вопросами или еще каким-то образом досаждает. Ну и насчет круга Хенрик тоже прав, ему комфортно в своем кругу, среди тех, кто его понимает и кого понимает он. С Оле они вряд ли найдут общий язык. Хенрику вряд ли будут интересны подробности какого-нибудь свежего убийства, а Оле – разговоры о живописи. Хенрик прав – нечего их знакомить.

Жесты очень хорошо помогают тогда, когда слова звучат фальшиво, неуместно или не очень убедительно. Обнять, привлечь к себе, зарыться носом в волосы, вдыхая чудесный запах, который вдруг стал таким родным…

Хенрик и Рикке, Хенрик и Рикке, Хенрикке, Хенрикке, Хенрикке…

Хенрик все понимает. Хенрику можно все рассказать. Жаль, что сам он не любит много рассказывать о себе. Хенрик из тех, кто живет настоящим. Прошлое для Хенрика не имеет значения, потому что его нельзя изменить, потому что его уже нет. Это психологи обожают копаться в прошлом, для них прошлое с его комплексами и обидами – самый лакомый кусочек. У Хенрика, наверное, и обид никаких нет, добрые люди не обижаются, а если и обижаются, то не помнят зла подолгу. Обида – это как непогашенные угли. Чуть поворошишь – разгораются снова и жгут тебя изнутри. Лучше не ворошить, не вспоминать, не придавать значения. Так скорее погаснет. Мать Рикке любила вспоминать обиды и упиваться своими страданиями. Помнила все-все-все, начиная с походов Гудфреда.[106] Каждая домашняя экзекуция заканчивалась сеансом воспоминаний. Какой в том смысл? Никакого.

Святая Бригитта! Спасибо тебе за Хенрика! Лучшего дара Рикке и ожидать не могла.

Все в жизни имеет смысл. Очень часто этот смысл непостижим и может показаться, что его вовсе нет, но он есть. Мы понимаем это позже или не понимаем никогда, но смысл все равно есть. Причина тянет за собой следствие, следствие, в свою очередь, становится причиной для другого следствия.