в левый борт танка — в ведущий каток. Боевая машина оказалась обездвижена. Вслед за этим попаданием в танк прилетели два кумулятивных снаряда, которые сожгли его дотла. Над объятой пламенем тяжелой боевой машиной взлетали огненные сполохи — рвался боекомплект к турельному крупнокалиберному пулемету. Фонтаны пламени вырывались из раскрытых башенных люков — это выгорали пороховые заряды к 125-миллиметровым снарядам. Броневая коробка сотрясалась от внутренних взрывов — с каждым из них черный остов танка на фоне взлетно-посадочной полосы аэропорта превращался в извергающийся вулкан.

Ополченцы могли только скрежетать зубами, на глаза поневоле наворачивались злые слезы. Но, увы, ребятам уже не помочь…

* * *

Снова — водка по стаканам, и, не чокаясь, за ребят…

Артем в задумчивости склонил голову. Да, на войне смерть всегда где-то рядом — неслышная, невидимая, случайная… Прав был Воланд из "Мастера и Маргариты": самое страшное не то, что человек смертен, а то, что он внезапно смертен. "А ведь и я тоже мог оказаться на месте погибших ребят, если бы… — с внезапной и отчетливой ясностью пришла беспощадная мысль. — Если бы мне, так же, как и погибшему Горе заглушили связь. Если бы я или наводчик Гришка, или механик-водитель Женя замешкались…"

Подняв голову, Чернов встретился взглядом с Кайзером. Карие глаза командира, казалось, заглянули Чернову в самую душу. "Да, командир, ты был абсолютно прав, когда поставил меня по стойке "смирно" и отчитал, как зеленого салагу, там, в аэропорту, где я тоже мог бы остаться навсегда… Спасибо тебе, командир — вправил мозги!" — подумал Артем.

Глава 14

ЧЕЛОВЕК, ПРОШЕДШИЙ СКВОЗЬ ОГОНЬ

Внезапно в небе раздались сухие отрывистые хлопки, а потом — земля затряслась от мощных взрывов. Артем рухнул на горячий от солнечного зноя асфальт, закрывая голову руками. Уши заложило от ударных волн, все вокруг тряслось, казалось, мир утонул в пульсирующем гуле и грохоте. Хотелось сжаться в комочек, в молекулу, уползти в более надежное укрытие, отгородиться от безумного взрывающегося ада хоть чем-то. Но чувство, которое гораздо сильнее, чем просто безотчетный всепоглощающий ужас, сковало движение, но оставило почему-то кристально ясным сознание.

Чернов видел, как просто сдуло небольшой магазинчик. Вот он стоял — и вот его просто нет. Только груда искореженных балок и разбитых стройматериалов громоздится в нескольких метрах в стороне. Никого из людей в его поле зрения не было. Никаких звуков, кроме проникающих в душу, в нутро, гула и грохота взрывов — тоже.

Танкисту уже случалось переживать массированный артобстрел, но тогда он был под защитой брони своего Т-72Б, окопанного и защищенного. Сейчас же он просто распластался на асфальте на южной окраи-не Донецка. А со стороны все еще занятой украинскими карателями Еленовки все летели и летели ракеты "Градов".

Все закончилось внезапно, как это и бывает в бою. На уши после адского грохота навалилась непроницаемо-ватная тишина. Движения были как будто бы замедленные. Артем поднялся и машинально провел ладонью по лицу. Ладонь оказалась красной — кровь лилась из носа. Пригибаясь и ожидая новых взрывов, танкист перебежками двинулся вперед.

Первым звуком, который прорвал ватную тишину в ушах, стал слабый стон. Артем бросился к лежащей ничком молодой женщине. Левая нога ее была распорота осколком, из-под джинсов на бедре проглядывало кровавое месиво мышц. Темная кровь расползалась вокруг, впитываясь в пыль. Молодой танкист рванул из кармана свернутый жгут, туго перетянул ногу выше раны. Перемотал перевязочным пакетом рану прямо поверх брюк женщины.

Она находилась в сознании, но бессмысленно глядела на молодого парня, прижимая к себе ребенка лет двух-трех. Только сейчас Артем заметил валяющуюся в стороне детскую колясочку. На ручке нелепо болтался игрушечный медвежонок… Женщина изо всех сил прижимала к себе ребенка, а тот испуганно глядел на измазанного в пыли и невесть откуда взявшейся копоти мужчину.

Артем вколол девушке промедол, который выдавал им начмед подразделения вместе с перевязочным пакетом и жгутом.

— Все нормально, жить будешь… — пошатываясь, Артем встал и побрел дальше. Метрах в пятидесяти от раненой девушки он увидел пенсионера. Седобородый мужчина университетской внешности, кряхтя, поднимался на ноги. Артем бросился к нему и поддержал под локоть. Рядом валялась массивная резная трость из лакированного дерева. Она оказалась перерублена пополам шальным осколком.

— Ну, отец, в рубашке родился! — удивился молодой танкист. — Ранен — нет?..

— Все нормально, благодарю вас, молодой человек. Трость вот только жалко…

— Лучше трость, чем кость!.. — отшутился Артем.

А дальше на тротуаре распростерлось то, что было когда-то живым, полным сил и жизненных планов человеком. Сейчас — просто груда окровавленного тряпья. Случайному прохожему не повезло — он угодил под ударную волну взрыва "Градины". В итоге человека превратило в мешанину костей, разорванной плоти и обрывков одежды. Густой запах крови на жаре только подчеркивал эту страшную картину.

Чернов, который уже успел повидать всякого, за эти месяцы кровавых боев, едва успел отвернуться, прежде чем его скрутило в мучительном рвотном спазме.

В отдалении послышалось тревожное завывание сирены "скорой помощи"…

* * *

Танк Артема находился в дозоре на южной окраине Донецка за Мариупольской развилкой. Здесь дорогу на юг — к Азовскому морю, перегораживали бетонные блоки и противотанковые ежи. Амбразуры огневых точек ощерились стволами пулеметов, в том числе и крупнокалиберных. Станковые гранатометы СПГ-9М "Копье" держали под прицелом пустынное шоссе и лесополосы рядом. В капонире стоял древний, как фекалии мамонта, бронетранспортер БТР-60ПБ — трофейный, "отжатый" у какого-то бандеровского "батальона". Его приволокли сюда на буксире, поскольку сам раритет советской бронетехники, давно снятый с вооружения, ехать самостоятельно решительно отказывался. Тем не менее его башенный 14,5-миллиметровый пулемет работал надежно, так же, как и спаренный — винтовочного калибра. Старенький БТР загнали в капонир, прикрыли по фронту мешками с землей и превратили в неподвижную бронированную огневую точку.

Чернов со своим танком занял позицию на пригорке, замаскировался и принялся наблюдать за местностью.

— Эх, скукота! В армии вообще самое распространенное занятие — ждать, — философствовал, как ему и полагается, наводчик Гришка.

— Смотри — договоришься: "бандерлоги" подкинут веселья! — вполне резонно заметил Артем.

— Как же хочется обычной мирной жизни: вернуться в университет на кафедру, с девчонками молодыми "позажигать"!..

— А чего не уехал в тот же Ростов, например?

— Почему я должен бросать все и уезжать из своего родного города? На хрен нужно!

— Как минимум — ты же философ по образованию, а значит, "гражданин мира", — не удержался от иронии командир танка. — Интеллигенция…

— По-твоему, только те, кто "от сохи", имеют право на чувство патриотизма? Только потому, что им вроде бы как