Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зло, проистекающее из лжи умолчания, как фактора исторического свидетельства, заключается прежде всего в том, что негативно воздействует на индивидуальную и общественную память, в результате чего препятствует, или даже делает невозможным, создание аутентичного отождествления личности и народа. В значительной мере это зло направлено против правильного понимания закономерности современного мира и против традиции, которая, в свою очередь, является базой развития культуры, понимаемой как сохра-ниение (лат. colo) и развитие существовавших до сего дня ценностей, открытых или созданных в прошлом предыдущими поколениями.
10. Современные примеры лжи посредством умолчанияПримером лжи через умолчание является выступление президента Леха Качиньского на Вестерплатте 1 сентября 2009 года. Так вот, президент в своем вступительном слове, которое освещалось крупнейшими средствами массовой информации всего мира, приводил примеры геноцида, совершенного по отношению к польским гражданам после начала Второй мировой войны. Он привел в качестве примера немецкие концентрационные лагеря и советские лагеря. Когда он говорил о первых, где погибли миллионы польских граждан, то выразительно смотрел на канцлера Германии — Ангелу Меркель. Когда он говорил о преступлении в Катыни, где нашли смерть около 20 тысяч польских офицеров, он смотрел на премьера России — Владимира Путина. Однако рядом с Меркель и Путиным сидела и премьер Украины Юлия Тимошенко. Несмотря на то, что она была так хороша собой, на ней взгляд Качиньского в ходе этой речи не задержался ни на мгновение. Он не только ни разу красноречиво не посмотрел на нее, но в ее присутствии ни единым словом не вспомнил о судьбах более 200 тысяч поляков — женщин, стариков и детей — которые были варварски истреблены украинскими нацистами из дивизии СС «Галичина» и ОУН-УПА. Теми самыми, чьи оставшиеся в живых «ветераны» коллективно пополняют ряды партии пригожей украинской премьерши. Свою речь Лех Качиньский закончил следующими словами:
«Слава всем солдатам, которые сражались во Второй мировой войне против немецкого нацизма, но также и против большевистского тоталитаризма!»
Эти слова вызывают множество вопросов. Первый и главный из них звучит так: а как же те тысячи часто безымянных бойцов отрядов самообороны пограничья (Кресов), которые — как, например, полковник Ян Невиньский, — не щадя сил защищали жителей польских поселений, спасая тысячи из них от бандерских зверств? Неужели Лех Качиньский ничего не знал о судьбе польских жителей Волыни и других регионов Южного пограничья? Нет, он все прекрасно знал. Представители землячеств польских Кресов неоднократно контактировали с ним, прося поддержать разнообразные инициативы, имевшие целью увековечить память жертв преступлений, совершенных УПА против поляков. Но всегда натыкались или на прямой отказ, или на молчание его канцелярии.
А может быть, его молчание на Вестерплатте было случайным, ненамеренным? Нет, Лех Качиньский молчал абсолютно намеренно, чтобы, с одной стороны, не допустить проявления старательно скрываемой в публичном медийном дискурсе темы бандеровского геноцида на Кресах (не так давно Рафал Земкевич написал на эту тему замечательную аналитическую статью «Нежелательная история» (Ziemkiewicz R. Niechciana historia. “Uważam Rze” 2011. Nr.39 (31.X-6.XI.2011). S. 14–17), а с другой стороны, поддержать на Украине президентскую кампанию Виктора Ющенко, который объявил сначала Романа Шухевича[210], а затем Степана Бандеру, солдат дивизии СС «Галичина» и членов ОУН-УПА Героями Украины.
Давайте спросим, было ли его молчание относительно судьбы 200 тысяч зверски замученных польских жителей Кресов молчанием этически нейтральным и значимо «пустым», как то, которое мы наблюдаем во время поездки в трамвае? Медийный и политический контекст однозначно указывают: нет, не было! Это было так называемое красноречивое (значащее) молчание. В коммуникативно-медийном контексте оно было очень конкретным умышленно скрытым сообщением, которое можно было выразить следующими словами: «Иных агрессоров, кроме немецких и советских, на землях Второй Речи Посполитой не было», «Ни о каких преступлениях и геноциде на Волыни и в других регионах Кресов я ничего не знаю». Это была ложь. Но не обычная, банальная, ложь.
Ложь подобного рода следует назвать радикальной (лат. radix — «корень»), поскольку она затрагивает глубины исторического сознания, отрицая правду о событиях, известную тем, кто был их жертвами, а также искажая (греч. pseudesthai) историческое сознание тех молодых поколений, которые по причине своего позднего рождения и из-за программ обучения, принятых в школах, ничего не знают о геноциде на Кресах. Этот публичный, намеренно реализованный акт умолчания исторической правды, был актом публичного отрицания исторической правды. Актом, истоки которого находятся в самой воле, в желании отрицания этой правды. Как таковой, данный акт является репрезентативным проявлением алетофобии[211], то есть страха перед исторической правдой, который выражается в появлении новой формы цензуры в виде политической корректности.
Следует обратить внимание, что когда св. Фома Аквинский (1225–1274) проводил анализ отдельных компонентов лжи, среди которых были, в том числе, знания, намерения (цель), фальшивое обозначение (falsa significatio) и воля, именно в последнем, т. е. в воле, в сознательном желании, видел он сущность (суть) лжи. Желание было для него ее обязательным признаком и наиболее тяжелым обвинением ложилось на самого лжеца.
11. «Смерть через умолчание» (Todschweigen) как тактика современных лжецов в политике и средствах массовой информации
11.1. Катынская ложьЛожь умолчания в прагматическом и медийном измерении является наиболее удачным видом лжи вообще. Я проиллюстрирую это на примере злодеяния в Катыни. Как мы помним, почти полвека коммунистическая пропаганда заявляла: «Убийство польских офицеров в Катыни совершили немцы». Это утверждение и подобная ему советская надпись на могилах польских офицеров:
Жертвам фашизма — польским офицерам, расстрелянным гитлеровцами в 1941 году хотя и были ложны, но, однако, допускали хотя бы возможность задать вопрос: на самом ли деле это преступление совершили немцы? Потому что каждое явно высказанное суждение, даже это, на первый взгляд как нельзя более очевидное, дает его адресату возможность поставить его под сомнение.
Но что происходит, когда вместо высказанных ложных, скрывающих правду суждений, в качестве скрывающего или маскирующего правду фактора мы примем последовательное молчание о ней? Тогда никто не задаст никакого вопроса и ничего не поставит под сомнение, поскольку