было и во времена Второй мировой войны. Крайние украинские националисты, по образцу Третьего Рейха и в соответствии с собственной нацистской идеологией, решили создать тоталитарное украинское государство. Это должно было быть государство этнически чистое, без чужаков, или, как говорили националисты, «без заиманцев» — поляков, евреев и русских. В сентябре 1939 года, а также в период с 1941 по 1946 год, националисты убивали польских военнослужащих и гражданское население. В результате в ужасных мучениях умерли от 134 до 200 тысяч поляков и сотни тысяч польских граждан других национальностей — евреев, украинцев и армян. К жертвам этих преступлений нужно добавить и сотни тысяч тех жителей Кресов, которые, в чем были, часто в одних штанах и рубашке, бежали со своей родной земли на Запад, куда глаза глядят, лишь бы подальше от ножей и секир УПА и ОУН-СБ. Это был первый геноцид. Только после этого советские власти провели экспатриацию[228] поляков.

В Народной Польше, которую западные союзники продали Сталину, и в которой правили агенты Кремля — коммунисты, а часто даже бывшие бандеровцы, которых перетянули на свою сторону Советы, семьи польских жертв преступлений не могли даже зажечь поминальных свечей на могилах убитых. Расцветала провозглашенная сверху дружба народов Польши и Советского Союза, точно так же, как современное польско-украинское «единение» — без покаяния, без раскаяния и без христианского признания вины. Геноцид поляков, совершенный ОУН-УПА, был запретной темой. Большинство книг на тему Восточного пограничья уничтожалось в угоду советскому империализму, а история фальсифицировалась. Это было второе убийство.

Когда в 1989 году возродилась независимая суверенная Польша, перенятая у Соединенных Штатов политкорректность, т. е. перекрашенный неомарксизм, снова запечатала уста политикам. Уроженцы Кресов должны были молчать и вспоминать убитых в четырех стенах или на своих закрытых конференциях — во имя высшей политической цели окружения России. Только некоторые деятели Польской крестьянской партии поддержали их стремление к сохранению памяти о замученных соотечественниках и преступлениях ОУН-УПА. Это было третье убийство, которое, как и предыдущее, так и последующее, можно было бы назвать «убийством через умолчание» (нем. Das Todschweigen).

Убийство жителей Кресов также совершили и в эмиграции. Парижская «Культура», вопреки мнению большинства польской эмиграции, во имя польско-украинского единения, чаще публиковала высказывания украинских националистов, нежели их польских жертв. Это было четвертое убийство.

Как видим, только первое, физическое убийство и моральное унижение, было совершено бандеровцами и украинскими рогулями. Поляки, изгнанные с родных мест бандеровцами и Советами, стали жертвой польско-украинского (галицкого) «единения». За растоптанное достоинство перед ними никто не извинился. С полными горечи сердцами понемногу уходят они из этой несправедливой юдоли. Три следующие убийства — убийства через умолчания — совершили польские власти, пресса и ученые: в ПНР, в эмиграции и в Третьей РП. И это самое грустное и позорное.

Каковы были причины этого страшного геноцида, который Ры-шард Шавловский назвал “genocidium atrox” («геноцид страшный, жестокий, дикий»)[229]? Мы можем констатировать, что научные исследования в их современном состоянии четко указывают на три группы причин:

1. Идеологические — стремление к построению украинского тоталитарного государства нацистского типа;

2. Общественные, продиктованные низкими побуждениями — царившая на Кресах бедность, усиленная войной, а также стремление украинских рогулей обогатиться;

3. Интересы третьих сторон — Советского Союза, заинтересованного в деполонизации Восточного пограничья, как нового приобретения своей империи, и Третьего Рейха, как незначительный вклад в помощь украинскому интегральному национализму, т. е. нацизму.

Как к упоминанию и выяснению обстоятельств преступления подходят украинцы и галичане[230]? Историки Польши и Украины подходят к проблеме геноцида ОУН-УПА двояко, обычно в соответствии со своими политическими взглядами. Польские историки в этом трудном вопросе разделяются на «историков польского пог-раничья» и «ревизионистов»[231]. Первые стараются добыть необходимые сведения независимо от их источника, сопоставляя между собой источники разного происхождения: немецкие, украинские, советские, польские и бандеровские. Они высоко ценят понятия правды, государства, народа и памяти, согласно исследованным источникам. Они осознают значение Кресов в истории польского народа, при этом демонстрируют критический подход к источникам и понимание сущности геноцида, а также осознают факт уничтожения бандеровскими боевиками и местными крестьянами культуры пограничных земель. Они подчеркивают преступный характер деятельности ОУН-УПА не как деятельности национально-освободительной, но как ЗЛА, которому нет места в европейской традиции и культуре или латинской цивилизации. Они также используют сведения из опросов и показаний потерпевших, родственников жертв и свидетелей преступлений. Для них объективная истина является высшей ценностью. К этой группе исследователей следует отнести в том числе: Еву и Владислава Семашко, Люцину Кулиньскую, Леона Попека, Здислава Конечного, Михала Климецкого, Анджея Зембу, Влодзимежа Бонусяка, Кароля Грундберга и Болеслава Шпренгеля, Влодзимежа Осадчего, Яцека Вильчура, Тадеуша Исаковича-Залесского, Владислава Филяра, Мариана Маликовского, Збигнева Паль-ского, Рышарда Томчика, Богумила Гротта, Чеслава Партача, а также издающихся за границами Польши Кшиштофа Ладу и уже ушедшего от нас Виктора Полищука. К этой же самой группе нужно отнести очень сильное течение исследователей-общественников, берущее начало из среды жителей Кресов, и представленное такими организациями как: Всемирный Союз Солдат Армии Крайовой, Общество 27-й Волынской пехотной дивизии АК, вроцлавское Товарищество Памяти Жертв Преступлений Украинских Националистов (SUO-ZUN)[232] во главе с председателем Штепаном Секеркой, и многих других.

Вторая группа — это историки-«ревизионисты» (как они сами себя называют), которые стараются уравновесить существующий в Польше негативный образ украинца, опираясь на ход мысли парижской «Культуры». Историки этой группы активно популяризируют искажающие действительность[233] определения и утверждения о преступной деятельности ОУН-УПА типа: «польско-украинская война на Кресах» или «антипольская операция УПА»[234]. Их отличает употребление топонимов, неприменимое к описываемому исторически времени, например, «Галиция» вместо «Восточная Ма-лопольша», а также частое умалчивание результатов исследований историков пограничья. Некоторые из них абсолютно некритично подходят к воспоминаниям политических деятелей или боевиков, которые были написаны с определенными целями, а также к украинско-галичанским исследованиям. Нестором этой группы и образцом для подражания был Рышард Тожецкий, которого за его книги обожали украинские националисты, а также их наследники в Польше и за границей. И такие публицисты как: Богдан Скарадзиньский (Казимеж Подлясский) и Тадеуш Ольшанский. К этой группе следует также причислить Гжегожа Мотыку[235], Рафала Внука, Вальдемара Резмера, Гжегожа Грицюка[236], Анджея Леона Сова, Гжегожа Мазура, Томаша Стрыека, Влодзимежа Менджецкого, Яна Писулиньского и Станислава Стемпеня. В кругу этих лжеисториков следует отметить чрезвычайно активную в деле обеления преступлений УПА поло-нистку Богумилу Бердыховскую, украинских