— Эй, ты чего это распрыгалась так? На свидание с утра, что ль, намылилась? Хахаля себе завела, да? Учти, ни одного хахаля я на порог не пущу… Ни твоего, ни Варькиного!

— Нет, тетя Дуня, можете быть спокойны. Никого я себе не завела.

Сунув пиджак в шкаф, она снова вернулась к зеркалу, деловито причесалась, то есть старательно забрала волосы в хвостик на затылке, натянула на себя джинсы и старый свитерок мышиного цвета. Вот так-то лучше будет.

В прихожей рука сама потянулась к тюбику помады, и она отдернула ее торопливо. Нет, не надо ничего! Она ж не на свидание к «хахалю» идет, а на деловую встречу. Очень деловую. Сугубо деловую. Так. Теперь — плащ, ноги сунуть в ботинки, замотать горло шарфом. Все. Можно идти. И в зеркало можно больше не смотреть. Главное теперь — дело сделать, которое не терпит отлагательства. Встреча назначена, надо поторапливаться…

Положив трубку, Вадим откинулся на спинку кресла, рассеянно уставился в монитор компьютера. Усмехнулся запоздало. Надо же — исчезнувшая жена объявилась… Как говорится, ни раньше, ни позже. То есть не прошло и десяти лет. Желает поговорить, значит.

Запоздало колыхнулась внутри обида: что значит — поговорить? А раньше она с ним что, никак поговорить не могла? Онемела, ослепла, оглохла? Очень интересно, о чем это она хочет с ним теперь поговорить? Ах да, наверное, о бракоразводных формальностях… Приспичило, наверное, вот и позвонила. Что ж… А ему вот нисколько не приспичило! Ему и так хорошо. Потому что он больше никогда, никогда подобных формальностей в свою жизнь не допустит. А со старыми покончить — это пожалуйста. Вообще, он мог бы и по почте согласие на развод прислать. Сообщила бы свой новый адрес, он бы прислал…

Встав с кресла, он подошел к окну, расчерченному косыми каплями дождя, распахнул створку, втянул в себя холодный сырой воздух. Не помогло. На душе после звонка по-прежнему было скверно. Так скверно, как тогда, десять лет назад, когда она сбежала. Ничего ему не объяснив. Конечно, он виноват был, по любому счету виноват. Как бывает заранее виноват перед всякой женщиной всякий мужчина. Тем более если эта женщина — твоя законная жена. Но сбегать-то зачем? И Глебка тогда ему заявил, что он во всем виноват. Даже пытался объяснить что-то, но уж слишком у него это сумбурно вышло. На волне виноватости он, как идиот, следом помчался в ее богом забытый городок, вернуть хотел, прощения попросить хотел. А что делать — любил все-таки. Да, любил! Как жену, как женщину, как близкого, родного человека, как мать своего ребенка! Ну, пусть не мать, пусть мачеху… Какая разница? Он даже поначалу не поверил той женщине, соседке по квартире, которая на голубом глазу заявила ему, что, мол, была тут Басенька, да вся вышла. За ней муж приехал, домой увез. Даже описала его — худенький, говорит, такой, то ли рыжий, то ли блондин…

— Вадим… У тебя все в порядке?

Вздрогнув, он обернулся. Инга. Странно, почему опять не услышал, как она вошла? Впрочем, она всегда так подкрадывается — осторожно, как рысь к потенциальной добыче.

— Что у тебя с лицом, Вадим? Случилось что-нибудь? Я чего-то не знаю?

— Нет. Ничего не случилось, — как можно более равнодушно пожал он плечами. — С чего ты взяла?

— Милый, милый Вадим… Ты все время забываешь, что я с тобой уже восемь лет живу. А это срок достаточный, чтобы научиться распознавать твои настроения. Уж поверь мне.

— Да? И какое же у меня сейчас настроение?

— Какое? Хм… Мечтательно-тревожное, вот какое! С таким лицом бледные юноши-ботаники обычно собираются на первое свидание в надежде расстаться с девственностью.

— Да уж… Я всегда подозревал, что у тебя достаточно образное мышление. Слишком образное. Ты извини, Инга, но утреннее совещание тебе придется провести без меня. Мне надо уйти.

— Куда?

Вопрос прозвучал слишком требовательно, слишком по-хозяйски. Ай-ай-ай, Инга. Палку перегибаешь. На грубость нарываешься, как Высоцкий пел. А раз нарываешься, получай.

— По-моему, ты первый раз за последние восемь лет позволила себе задать этот сакраментальный вопрос — куда я иду? Или я ошибаюсь? — произнес он холодно, отвернувшись к окну.

— Извини. Извини, милый. Сама не знаю, как это получилось. Нет, правда… Мы с тобой свободные люди, я помню. И живем как договаривались. А только знаешь… Восемь лет, конечно, не доказательство, но…

— Да, Инга. Я знаю, что ты хочешь сказать. Только давай не сейчас, ладно?

— Хорошо, милый. Не сейчас. Я пойду, там уже все собрались, наверное. К одиннадцати генподрядчик по стадиону в Сафоново приедет, ты успеешь вернуться?

— Не знаю.

— Ну, хорошо…

Красиво развернувшись на высоченных каблуках, она медленно пошла к выходу. В дверях обернулась, озарила улыбкой, махнула ухоженной ручкой. Все в порядке, милый. Я не сержусь. Не обижаюсь. Я с тобой. Подруга дней твоих суровых. Голубка, только не дряхлая, упаси бог. Знаю, знаю тебя, милая голубка. Сейчас, пока мимо секретарши идешь, успеешь и голубиную кротость вместе с милой улыбкой спрятать, и зубы показать. На ней, на секретарше, как на первой попавшейся жертве, и оторвешься. Опять будет весь день зареванная ходить…

Он и предположить не мог, что секретаршу Машеньку на этот раз минует сия грустная судьбина. То есть Инга проскочит через приемную, даже и не взглянув в ее сторону. И, войдя в свой кабинет, дрожащими руками достанет мобильник, дождется ответа вызываемого абонента и сорвет свою досаду именно на нем, бедном.

— Поднимайся, Кирилл, хватит дрыхнуть! На сегодня работа есть. Какая, какая… Та же самая! Да-а-а? Надоело тебе? А деньги от меня получать не надоело? Быстро, быстро давай! Он прямо сейчас намылился куда-то, так что у тебя не больше пятнадцати минут… Потом доложишь все в деталях, понял? Давай, шевели помидорами, братец! Иначе отсажу от кормушки. Все, пока, мне некогда…

Интерьер в кафе был так себе, плебейский. Не кафе, а забегаловка какая-то. Хорошо, хоть народу мало. Интересно, как она сейчас выглядит, его жена? Постарела, наверное. Десять лет — это плюс довольно критический для женской красоты. Огромный такой плюс. Ощутимый. Сколько ей сейчас? Тридцать восемь? Ну да, бальзаковский возраст…

В дверной проем важно вплыла полная блондинка, и Вадим, нервно затушив сигарету, впился в нее глазами. Даже на стуле привстал слегка. Нет, не она. Рука сама потянулась к сигаретной пачке, зажигалка послушно выдала блеклый огонек. Зачем он так много курит? Волнуется, что ли? Нет, а чего волноваться-то? Ну, попросила жена о встрече, он пришел. Отчего ж не прийти? Да и какая она ему жена? Всего лишь бывшая. Хотя по паспорту — самая настоящая, юридическая.

— Здравствуй, Вадим. Спасибо, что пришел.

Он вздрогнул, поперхнулся дымом, торопливо развернулся на стуле. Надо же, как это он ее проворонил?

— Ну, здравствуй, моя пропавшая жена… Спасибо, что нашла время для брошенного мужа.