догадаться примотать к выстрелу из РПГ брусок пластида, а вместо временного детонатора использовать ручную гранату? Только безумный керчанин! И надо отдать ему должное – его хитрый трюк сработал, и ударный турецкий вертолет валяется сейчас на земле грудой искореженного металлолома.

Ванек не должен был лезть в радиоэфир: у нас были обычные портативные «болтушки», и переговоры по ним перехватывались очень легко. Мы с Винтом планировали до определенного момента сохранить интригу, но, похоже, словоохотливый керчанин так обрадовался тому, что сбил вражеский вертолет, что запорол нам всю конспирацию.

– Бро, скажи мне быстро: как по-турецки будет «конченый дебил» или «гребаный пидарас»? – вновь раздался в рации голос Ивана.

– Чего?! – искренне удивился я такому вопросу. – Тебе зачем?!

– Да я тут с местными общаюсь. Они по-русски не понимают, я по-турецки не волоку, а по-английски знаю только «фак ю» и «санава бич».

– Где ты с местными общаешься? – насторожился я.

– На соседней волне, – совершенно простецки ответил Ванек.

Я тут же переключился на соседнюю волну и услышал голос Болтуна:

– Короче так, уроды, ща вам мой командир переведет на ваш ослиный язык, раз вы по-русски не понимаете. Ваш гребаный вертолет сбил я, Иван Тихий, житель Керчи – загондошил его ракетой из РПГ. Это вам месть за Романа Филиппова и Олега Пешкова, убитых вами в Сирии! Ваши два пилота за наших двоих, ясно?! Бро, переводи!

– Хепиниз олексезиниз, аиленизин интикамини алмая гелдик! – угрожающе пророкотал я, пытаясь придать голосу как можно больше трагичности. Дословно моя фраза означала следующее: вы все умрете, мы пришли мстить за своих родственников!

В ответ я услышал длинную тираду, в которой меня и Ванька проклинали до третьего колена, материли по-всякому, желали смерти и обещали вступить с нами в неестественную половую связь.

– И че, все?! Так коротко?! А ты слово в слово перевел? – вклинился в разговор Ванек.

– Почти, – уклончиво ответил я и вновь потребовал: – Вали с эфира! И возвращайся к точке сбора!

– Яволь, мой генерал!

Я посмотрел по сторонам. Черные клубы жирного дыма поднимаются высоко в небо, десятки, если не сотни зданий объяты пламенем, которое стремительно разносится вглубь жилых кварталов. В огне постоянно что-то взрывается и грохочет. Позади методично, как хронометр, отсчитывающий секунды, бьет пара минометов. Мины перелетают через нас и, падая на вершине холма, там, где располагался форт, взметают вверх султаны земли вперемешку с огнем и дымом.

Справа Миха азартно стреляет короткими очередями по мельтешащим в дыму человеческим фигурам, слева Анзор и Саша, укрывшись за бетонными блоками, перестреливаются с кем-то на той стороне рыночной площади. Гарик помогает какой-то старухе с детьми покинуть простреливаемое пространство, прикрывая их своим щуплым подростковым телом. Огонь, подобно лаве, вытекающей из жерла вулкана, разливается по округе, поглощая все новые постройки на своем пути.

И над всем этим ужасом развевается флаг Королевства Нидерланды и Верка Сердючка веселым голосом орет о том, что все будет хорошо:

Хорошо! Все будет хорошо!

Все будет хорошо, я это знаю!

Хорошо! Все будет хорошо!

Ой, чувствую я, девки,

            загуляю до субботы точно…

Слабоумие и отвага! День будет долгим и тяжелым…

– Гарик, Анзор, остаетесь здесь, держите улицу. Керчь, Санек, Михаил – в машину, надо очистить пару кварталов, – приказал я.

Достал из разгрузки ракетницу и выпустил в небо несколько красных ракет. Это был сигнал для греков, которые управляли захваченным прогулочным теплоходом толстяка Барака, и для группы Хохла. Теплоход должен был сняться со своей стоянки и уйти вдоль берега на запад, а танки под командованием Петровича сейчас начнут утюжить порт и стоящие там военные корабли. Возможно, теплоходу удастся в этой суматохе уйти незамеченным и спасти людей, находящихся на его борту.

Глава 10

Мы с Ваньком сидим в засаде. На другой стороне дороги сразу начинается подъем в гору. Улицы с относительно новыми многоэтажными домами карабкаются вверх, деревьев там почти нет, потому и не очень уютно в этих дворах. Дома характерно турецкие, с дровяными печками для выпечки хлебных изделий на каждом балконе, и это не самоделки, их устанавливают централизованно, во время возведения зданий. Турки очень любят свежеиспеченный хлеб, по факту они едят только свежую выпечку. Найти в турецких магазинах вчерашний хлеб так же трудно, как увидеть на улицах Грозного мужчину в шортах и с рюмкой водки.

Самые новые дома строят из современных материалов, используя в большом количестве стекло и нержавеющую сталь. Высотой они не выше трех – пяти этажей, а стройплощадки для них заранее выравнивают, выгрызая экскаваторами (наверняка еще и взрывчатку используют) часть скалы. Эту технологию увеличения горизонтальных площадей под строительство я видел и в других странах, но мне кажется, что она слишком уж трудозатратна и не всегда целесообразна, к тому же получается так, что окна задней части дома всегда выходят на вертикальную скалистую стену и вид из них, мягко говоря, не радует глаз. Хотя в подобных квартирах, наверное, радуется не глаз, а кошелек владельца. Тем более что цена квадратных метров здесь гораздо ниже, чем у нас в России на черноморских курортах… Была!

Все это осталось в далеком прошлом. И цены на квартиры, и поездки в Турцию несколько раз в год по горячим путевкам – все в прошлом! Нормальная, безопасная, сытая жизнь – все в прошлом!

Снаружи, за бетонными стенами полуразрушенного трехэтажного дома разухабистые песни Верки Сердючки наконец смолкли. Последний трек «Чита дрита» прозвучал восемь раз подряд. Про себя я загадал: если он повторится десять раз подряд, то я психану и пристрелю керчанина, ведь именно он создавал музыкальный трек-лист. Но где-то там наверху, решили, что Ваньку еще рано к ним, и после восьмого повтора Сердючка заткнулась.

– Наконец-то, – обессиленно простонал сидящий в соседней комнате Ванек.

– Что ж ты эту композицию закачал так много раз? – спросил я.

– Еще раз повторяю: не закачивал я ее столько раз. Наверное, просто кассету зажевало, вот и повторяло.

– Ага, точно, кассету зажевало, – раздраженно хмыкнул я. – В цифровом носителе – кассету зажевало.

– Да, между прочим, у моего крестного как-то новая магнитола глючила и какие-то треки тоже по много раз повторяла. Так что в жизни всякое бывает.

– Ну, если у твоего крестного подобное было, тогда ладно, – обреченно вздохнул я.

У Ванька Тихого, по прозвищу Болтун и Керчь, были две страсти, хотя я бы, скорее, их назвал так – два пунктика-тараканища в голове. Первая – это рассказы о самом лучшем городе