время учиться грамоте, отставал от своих братьев. Но потом терпением и трудом (а по словам жития, молитвой одного старца-инока) развил свой смысл и полюбил чтение священных книг. Вместе с благочестием у него возрастала охота к иноческой жизни. Братья его женились; Варфоломей же просил родителей отпустить его в монастырь. Не получая на то согласия, он только после их кончины исполнил свое заветное желание. Между тем старший брат Стефан, овдовев, сделался монахом Хотькова Покровского монастыря. Варфоломей передал младшему брату Петру все оставшееся после родителей имение и ушел к брату Стефану в Хотьков монастырь, лежавший неподалеку от Радонежа. В этом монастыре были погребены их родители Кирилл и Мария, перед смертью принявшие иноческий чин.

Варфоломей, жаждавший молитвенного уединения, упросил брата Стефана поискать с ним такое место, где можно было бы основать пустынножительство. После разных поисков в соседних лесах они нашли удобное место неподалеку от Хотькова, верстах в десяти или двенадцати от Радонежа, на овражистых берегах речки Кончуры, посреди глухого бора. Здесь они срубили келью и маленькую церковь, которая, с соизволения митрополита Феогноста, и была освящена во имя Живоначальной Троицы. Это происходило в начале княжения Симеона Гордого. В таком глухом, уединенном месте братья терпели крайний недостаток в пропитании и прочих предметах жизни. Старший, Стефан, недолго оставался тут и отправился в Москву, где и поступил в Богоявленский монастырь, что на Большом посаде (в Китай-городе). Тут он сдружился с иноком Алексеем, впоследствии знаменитым митрополитом, вместе с ним приобрел благоволение Феогноста и был потом поставлен игуменом Богоявленского монастыря. Великий князь Симеон Иванович сделал Стефана своим духовником; а примеру великого князя последовали его ближние бояре Василий Протасьевич Вельяминов с братом Федором и другие. Это придворное значение Стефана, конечно, не осталось без влияния на судьбу основанной им с братом отдаленной Троицкой обители и на будущие дружеские отношения Алексея митрополита с Сергием Радонежским.

Варфоломей оставался непоколебим в своем лесном уединении. Он принял иноческое пострижение с именем Сергия; изнурял свою плоть постом и непрерывными трудами, с терпением переносил все лишения и опасности от хищных зверей, ибо в том же лесу обитали многие волки и медведи. Одного медведя подвижник даже приручил к себе, разделяя с ним свою скудную пищу; для него он ежедневно отлагал хлеб на известном пне. Когда был недостаток в пище, святой сам терпел голод, но кормил медведя, который за то показывал ему привязанность. Прошло года два или три в таком уединении. Слух о пустынном подвижнике стал распространяться. К нему начали приходить иноки и проситься в сожительство. Волей-неволей он должен был согласиться на их просьбу. Собравшаяся братия построила себе кельи и начала отправлять ежедневную службу в церкви, но не литургию, так как не было священника. Наконец, по усиленной просьбе братии, Сергий согласился принять на себя сан священника и игумена. Для посвящения он отправился в Переяславль к епископу Афанасию Волынскому, который в то время управлял церковными делами за отсутствием митрополита Алексея, ездившего в Царьград. Епископ совершил посвящение Сергия. Как настоятель обители Сергий сильно напоминал св. Феодосия Печерского, которого житие, без сомнения, было ему известно и послужило для него образцом. Он, в свою очередь, также служил братии примером строгого воздержания и неутомимого труда; также исполнял сам все монастырские работы, то есть рубил дрова, носил воду, молол жито, сеял муку, пек просфоры, варил кутью; носил бедную одежду, покрытую заплатами; также строго наблюдал в обители благочестие, для чего ночью обходил кельи и если слышал веселые разговоры и смех, то наутро призывал к себе провинившихся и увещевал их, но обыкновенно без гнева и суровости, а тихими, кроткими словами. Хоть Сергий не отвергал никого из приходивших к нему, но всегда медлил пострижением, давая послушнику время испытать себя и привыкнуть к монастырскому житию.

Между тем начались приношения и вклады от разных христолюбцев; некоторые приходящие иноки отдавали в монастырь свое имущество. Обитель украсилась новым, более просторным, храмом и разными постройками. В окрестностях ее стали селиться многие крестьяне и обрабатывали землю. Из Москвы богомольцами, торговыми и служилыми людьми проложен был в Троицкую обитель торный путь, который отсюда направился и далее в старые северные города, Переяславль и Ростов. Слух о св. подвижнике и его монастыре достиг Царьграда, и патриарх Филофей прислал Сергию крест и схиму с грамотой, в которой советовал ему устроить в своей обители общежитие. Игумен, с благословения митрополита Алексея, исполнил желание патриарха. Все монастырское имущество составляло собственность братии; никто не мог иметь своего отдельного достояния. Учреждены были должности келаря, подкеларника, уставщика; распределены обязанности трапезников, поваров, хлебников, служителей больным. Кроме того, Сергий устроил при монастыре странноприимство, где получали пристанище нищие и убогие богомольцы. В это время, то есть в княжение Димитрия Ивановича, св. игумен уже пользовался большим уважением при великом княжеском дворе и особым расположением митрополита Алексея. Они совокупно заботились о распространении и процветании в России монашеского чина, и Троицкая обитель сделалась тогда митрополией или рассадником значительного числа севернорусских монастырей.

Упомянем только важнейшие из них.

Старший брат Сергия, Стефан, оставил свое игуменство в столичном Богоявленском монастыре и удалился в Троицкую обитель к меньшому брату. Но кажется, Стефан не отличался кротостью и смирением и неохотно подчинялся настоятельству меньшого брата в монастыре, которому основание они положили вместе. По крайней мере, однажды за вечерней, стоя на клиросе, Стефан по какому-то поводу спросил канонарха (уставщика): «Кто тебе велел взять эту книгу?» — «Игумен Сергий», — отвечал монах. «Кто тут игумен? Не я ли первый сел на это место и церковь воздвиг?» — возразил Стефан и прибавил к тому еще несколько запальчивых слов. Преподобный Сергий в то время священнодействовал в алтаре и слышал эти слова. После вечерни, когда братия собралась в трапезу на ужин, он, не сказав никому ни слова, ушел из монастыря. Обходив разные пустыни, Сергий остановился на реке Киржач и там, с помощью своих почитателей, основал новую обитель во имя Благовещения. Но потом, уступая просьбам троицкой братии и убеждениям митрополита Алексея, воротился в свой монастырь, а управление киржачским поручил одному из своих учеников.

В числе учеников Сергия находился его родной племянник Феодор, сын того же старшего брата Стефана. Этот Феодор с юных лет пристрастился к иноческому житию и, воспитанный под руководством дяди, подобно ему, пожелал основать собственный общежительный монастырь. Сергий не противился такому желанию и отпустил племянника с несколькими из своей братии.