самой гуще события, а точнее, в гуще радужных флагов ЛГБТ-демонстрантов. До экрана с видео было уже рукой подай, но делать это, теперь, абсолютно не хотелось.

– «У меня полно проблем и без ЛГБТ», – подумал Глеб, и начал пробираться сквозь толпу обратно.

Народ, собравшийся на площади перед театром Ла Скала, был неоднороден, и как ни странно, многие из присутствовавших здесь демонстрантов, никоим образом не подходили на роль представителей сексуальных меньшинств. Если бы не радужные флаги, то распознать эту демонстрацию было бы в принципе затруднительно. Её вполне себе можно было спутать, скажем, с митингом горожан за увеличение пенсий, или снижение тарифов за коммунальные услуги. Так как среди присутствующих, почему-то, преобладали пенсионеры, причем гетеросексуальные семейные пары, которые никоим образом не гармонировали с немногочисленными пестрыми ЛГБТшниками. Такие, ухоженные бабули и дедули, что с легкостью могли бы сняться в рекламе шерстяных ниток, или альпийского шоколада, и что они забыли здесь, сегодня, на площади перед театром Ла Скала, так и осталось для Глеба, варвара-натурала, неразгаданной тайной.

– «Хорошо, что я не послушался совета Григория Петровича, и не выступил здесь сегодня с Довлатовской прозой, или Есенинской лирикой», – подумал Глеб, минуя очередные радужные флаги, – «Даже страшно себе представить к чему бы это всё привести.»

Посреди протестных настроений современности, Глебу делать было определенно нечего, и он решил переместиться на улицу Брера.

Улица Брера была выбрана неслучайно. Её, Глеб заприметил ещё в Москве, когда в процессе подготовки к своей поездке, он вычитал в интернете, в одном из путеводителей, что именно это место и является в Милане, пристанищем всевозможных уличных художников, музыкантов, и артистов.

– «Другими словами, улица Брера – место прикормленное», – рассуждал Глеб, шагая с рюкзаком за плечами, – «Что-то вроде московского Арбата, поэтому на такой улице, шанс заработать денег у меня определенно есть.»

Идти до места назначения было всего пятнадцать минут. Так, по крайней мере, изначально, показывал офлайн-навигатор, но уже через пару улиц, Глеб понял, что минут этих ему потребуется значительно больше. Стрелка приложения, указывающая путь, ни с того, ни с сего, вдруг, стала прыгать на дисплее телефона, будто бешенная, появляясь при этом в самых неожиданных местах карты.

Объяснением этому волшебству, могло стать то, что раньше, Глеб, в основном, ходил по более-менее широким центральным улицам города Милана, где спутниковому сигналу GPS было где развернуться, а сейчас, он забрел в какой-то очень старинный квартал с узкими тропинками вместо дорог, и, по-видимому, радиоволны, как теннисные мячи, здесь всё время отражались от высоких зданий, которые стояли почти впритирку друг к другу, что и стало причиной поломки навигатора.

Сбившись несколько раз с пути, Глеб начал пытаться спрашивать дорогу у прохожих. Сначала, эти попытки не давали должного результата, и люди, к которым обращался наш путешественник, просто в ответ пожимали плечами, а затем, шли дальше по своим делам. Даже чернокожий доставщик пиццы, с огромной квадратной сумкой, что была закреплена на багажнике его велосипеда, не смог ничем помочь нашему путешественнику. Наконец, на углу здания, после которого узкая улица выходила на достаточно широкий проспект, Глеб увидел молодого парня, скручивающего самокрутку из табака. Недолго думая, наш герой подошел к этому человеку и спросил:

– Брера Стрит? – спросил Глеб, – Где находится?

– Brera street? – переспросил парень.

– Ес, – ответил Глеб.

– Go to strength, then left, left, and right. Understand? – сказал парень на английском языке, и затем закурил свою самокрутку.

– Спасибо, Сенькю, – ответил ему Глеб, и убрал в карман свой телефон с оффлайн-переводчиком.

Дорога была ясна, как и то, что из всех опрошенных нашим путешественником людей, а их накопилось где-то почти с десяток, всего лишь один итальянец знал английский язык, и более-менее внятно смог на нем что-то объяснить. Остальные, хоть и пытались как-то помочь Глебу, но разобрать то, что они там наболтали на итальянском языке в оффлайн-переводчик, не представляло абсолютно никакой возможности. Таким образом, Глеб сделал вывод, что, как и его оффлайн-переводчик, так и английский язык, в Италии абсолютно не помощники.

– Брера, брера, брера, – сказал Глеб себе в камеру, и затем, после небольшой паузы, посмотрев в ясное июньское небо, добавил, – Сомбреро.

В Милане становилось жарко. Утреннюю прохладу постепенно съедало солнце, медленно ползущее в зенит, и если, на узеньких улочках, петлявших между старинными каменными домами, это особо не ощущалась, то, как только Глеб вышел на одну из магистральных улиц, его, словно душем, сразу окатило горячими лучами солнца. Нужно было поторапливаться, иначе, можно было снова нарваться на итальянскую сиесту, в которую город просто вымирал.

Глеб в очередной раз свернул налево, и, пройдя мимо фруктовой лавки, из-под окон которой на него с наглым видом посмотрели сочные нектарины и не менее аппетитные гроздья винограда, что лежали здесь в деревянных ящиках в тени уличного навеса, зашел за угол здания, и обнаружил на его стене табличку с надписью «Via Brera».

Цель была достигнута, но ни поэтов, ни художников, здесь нигде не было видно. Глеб прислушался, в надежде на то, что возможно, звук какого-нибудь музыкального инструмента выдаст ему присутствие творческой жизни в этом районе, но, кроме шума улицы, его уши так ничего и не смогли зафиксировать.

Над головой Глеба палило солнце, которому понадобилось буквально час, чтобы от вежливого теплого напоминания о себе, перейти в дневной режим, выжигающий всё пространство вокруг, и заставлявший людей этой прекрасной страны, на протяжении многих веков, прятаться от жары в своих домах, плотно при этом закрывая за собой ставни на окнах.

– «Какие тут могут быть актерские отрывки», – подумал Глеб, стоя на перекрестке, и наблюдая, как вдалеке улицы Брера, одинокий велосипедист торопливо крутит педали, по-видимому, стараясь успеть домой на сиесту.

Жара, и вчерашний недосып, делали свое подлое дело. Ничего снимать не хотелось от слова «совсем», и в голове у нашего героя начали возникать туманные рассуждения:

– «Легко что-то говорить и принимать бравые решения, когда ты выспался, хорошо поел, и если и беспокоишься о завтрашнем дне, то об очень уж отдаленном, так сказать, в философском смысле этого выражения, на уровне: «А так ли я живу? А тем ли я занят в этой жизни? А может, что-то изменить? А счастлив ли я?» – думал Глеб, шагая с рюкзаком за плечами под палящим солнцем Италии, – «И совсем другое значение приобретают эти же беспокойства, когда ты находишься в режиме реального выживания, и когда от твоих действий, и ошибок, совершенных уже сегодня, ощутимо начинает зависеть твоё ближайшее завтра, которое из отдаленной перспективы перемещается в настоящую действительность.»

Если верить