— Я обязательно прочту эту пьесу. К сожалению, в этом году я мало что читала. Исключительно по программе. Мне ведь надо поступать в институт.

— И куда ты собираешься поступать? — искренне заинтересовался Марк и сразу выключил музыку. — В университет, на журналистику, где учатся все ваши девчонки?

— Нет, на филфак. Для журфака нужны публикации, а у меня их нет.

— Если проблема только в этом, я тебе с удовольствием помогу. У меня приятель заведует отделом в «Вечерке». А еще есть такая газетенка «Говорит и показывает Москва», где сотрудничает другой мой приятель, Олег Новгородский. Это к нему я сегодня заходил на одиннадцатый этаж, где мы так удачно встретились с тобой… — Его глаза засветились нежностью, он ласково: — Ласточка, ласточка, ласточка, — трижды погладил Люсю по руке, шутливо хлопнул: — Хвостик! — и стал перебирать ее пальцы: — Пальчики тонкие, длинные… Небось музицируешь по вечерам на фортепьяно? С открытым в тихий сад окном?.. Нет?.. Что ж… все равно ты, царевна, всех милее, всех румяней и белее… В общем, Лю, начеркай что-нибудь на досуге, я подправлю, редактор внесет свою лепту, завотделом подмахнет, и все будет тип-топ. Не сможешь начеркать, скажи, я сам напишу, мне это пара пустяков. Короче говоря, если есть цель, надо идти к ней не сворачивая, как нас учат партия и комсомол!.. Ну можно я наконец тебя поцелую? В счет аванса за будущую статью? Пожалуйста, Лю…

День начинался просто отлично! После недельной полосы дождей, бездонных луж и грязи за маленьким окошком впервые заголубело, но выглянувшее из-за облаков солнце еще не набрало силу, и на улице было нежарко — как раз чтобы нарядиться в платье с длинными рукавами. Модное-премодное миди. Однако самой приятной неожиданностью стало появление Нюши — без непременного платка, фартука и галош, — сообщившей, что она едет за картошкой на Рижский рынок.

Поставив на табуретку старую хозяйственную сумку, в которой хранились драные авоськи, Нюша принялась проверять их на прочность. Те, что покрепче, запихивала в карманы вязаной кофты, другие кидала на пол.

— В мага́зине, дочк, у нас одно гнилье совхозное. Чистишь, чистишь, из трех кило хорошо, если кило начистишь. Получается тридцать копеек, а за тридцать-то копеек я и у частников картошечки возьму. Да какой! Нашей, тульской, рассыпчатой. Тута у нас еще и обвесют не знамо как, а на рынке, чай, бабы дают с походом.

— Мам, ты много не тащи, пожалуйста. Я могу завтра съездить, если надо.

— Давай-ка ты завтра лучше занимайся. Все бегаешь с подружками по всяким кино, вовсе про учебу свою позабыла. Ну, пошла я, дочк.

Сладко потянувшись на своем топчане, Люся кинулась собираться. Поставила на газ кастрюльку с термобигудями, чайник, чтобы хлебнуть на бегу растворимого кофе, и включила утюг.

Утюг почти не понадобился. Синее платье из шелковистой синтетической материи, сложенное на работе в большой бумажный конверт и припрятанное между топчаном и стенкой, помялось совсем чуть-чуть.

Вот что значит дорогая, хорошая вещь! Цена — целых сто рублей! — уже не казалась безумной, как сначала, когда худенькая, маленькая Рита, которой платье, привезенное из Польши ее знакомой, было совсем не по росту, настаивала, чтобы его померила Люся, прямо тут же, в реквизиторском. «Ой, нет, мне вроде не нужно, и денег нет… Я в него все равно не влезу», — всячески отнекивалась Люся, но, стоило облачиться в синее миди, с легкостью застегнув молнию, посмотреть на себя в зеркало, и с этой красотой уже невозможно было расстаться. Тем более что с деньгами Ритка обещала подождать до пятого числа, до зарплаты.

Деньги Люся уже отдала, но платье не надевала еще ни разу, боясь, что мама опять будет ругаться. Все сэкономленные рублики и копеечки Нюша складывает в желто-коричневую коробку из-под печенья «Осеннее» — на покупку мебели в новую квартиру, и убеждать ее, что до осени и квартиры еще далеко, а жить хочется сегодня, сейчас, сию минуту, — значит, еще раз поссориться и долго не разговаривать друг с другом. Так не лучше ли умолчать о новом платье, кофточке или туфлях?

Без Нюшиного ворчанья тушь с мылом не защипала глаза, помада не вылетела из тюбика, волосы выглядели естественно волнистыми, без заломов от бигуди. На размер платья ворчанье никак бы не повлияло, но без Нюши, по крайней мере, можно было подпрыгнуть от радости и крикнуть на весь дом «ура!», обнаружив, что за последнюю неделю платье увеличилось в талии сантиметра на три…

Денек и правда задался. В автобусе не расплющили, не отдавили ноги, не вытолкнули без каблука либо без кошелька возле метро. Здесь снова повезло: вместо дорогих красных гвоздик, которыми торговали грузины с сальными глазами, Люся всего за рубль купила у местного божьего одуванчика в белой панамке девять штук только что срезанных с куста бледно-розовых пионов, усыпанных жемчужинками вчерашнего дождя или ранней утренней росы. Большому букету прекрасных пионов, плотно завернутому в лист белой бумаги, заранее купленной в магазине канцтоваров, не грозили ни ветер, ни солнце, ни, что самое главное, лишние взгляды.

Взглядов и без букета хватало с избытком. За полчаса в метро она устала пересаживаться с одного места на другое, чтобы избавиться от желающих познакомиться: «Девушка, время не скажете?» Ладно бы, клеились только молодые парни. На переходе с «Проспекта Мира» на кольцевую привязался как клещ старый, лысый мужик: «Хочешь, встретимся?» Надо же быть таким дураком! К счастью, дед оказался еще и хромым — не успел вскочить за ней в вагон. До свиданьица, гражданин! — скорчила она ему через стекло идиотскую рожу. Точно такую, как у него. Вспоминая ошалевшую физиономию этого хмыря, Люся прыскала от смеха до самого театра.

…По светлому утреннему фойе с бликами солнца на блестящем паркете неторопливо прохаживались мамы, держа за руку крошек с белыми бантами, носились мальчишки — младшие школьники и стайкой перебегали от стены к стене возбужденные девчонки лет по тринадцать-четырнадцать.

«Девчонки! Сюда! Он здесь, я нашла!» — услышала Люся звонкий девчачий голос и не спеша направилась взглянуть на фотографию артиста, возле которой образовался восторженный полукруг его юных поклонниц.

«Артист М.С. Крылов», как гласила подпись под фотографией, снятый в строгом костюме с галстуком, взрослый и серьезный, понравился Люсе гораздо меньше своего веселого оригинала, но в чем-то она разделила восхищение девчонок: «Смотрите, какие у него здоровские глаза!» Однако на этом восторги закончились, и дальше, перебивая друг друга, девчонки понесли такую чушь, что Люсе стало стыдно за глупых малолеток и безумно обидно за артиста Крылова, потому что юных зрительниц волновала только его личная жизнь, а вовсе не талант, мастерство, погружение в образ.

— У него жена балерина, в Большом театре танцует! — уверяла одна дурочка.

— Нет, у него жена манекенщица, я точно знаю! — с жаром доказывала другая.

— Да нет у него жены, что вы спорите со мной! Было две, но он с ними развелся. А сейчас он встречается с певицей Валентиной Толкуновой. У моей бабушки соседка работает здесь на вешалке, она сказала, что он встречается с Толкуновой!