Она почти без сил лежала на кровати, а по телу гуляли волны пережитого этой ночью удовольствия.

Они больше никогда не увидятся.

Никогда.

Гвен заставила себя встать с постели и отправиться в ванную. Там она старательно поворачивалась спиной к зеркалу, чтобы не видеть на своей шее и груди следов страстных поцелуев Родриго. Вышла из ванной, вернулась в комнату... и застыла от изумления.

На кровати сидела Сара Каллахан.

Она вольно закинула ногу на ногу, а в коротких пухлых пальчиках дымилась длинная сигарета со странным сладким запахом. Голубые глаза смотрели на Гвен Ричвуд с нескрываемой неприязнью. Да ладно вам прибедняться, синьора Альба. Это не неприязнь. Это ненависть.

Гвен напряглась, предчувствуя что-то очень нехорошее.

— Сара? Доброе утро...

— Доброе? Ну, не знаю, не знаю... Впрочем, мне действительно грех жаловаться. Ты сваливаешь, дед Монтеро откинул копыта...

Гвен с интересом прислушалась к своим ощущениям. Может ли это все быть слуховой галлюцинацией? Ответ — в принципе, может. Является ли это слуховой галлюцинацией? Ответ — нет, не является.

Нежная Сара действительно произнесла то, что произнесла. Более того, именно такие интонации Гвен неоднократно слышала в голосах своих подопечных из, предположим, женской тюрьмы Куинси.

— Сара, честно говоря, я не очень понимаю...

— А чего тут понимать? Сваливаешь — вали. Надо же, ты ухитрилась запудрить мозги даже мне. Если бы, не мой идиот Морри...

— Сара!

Голубые глаза сверкнули такой яростью, что Гвен отшатнулась. Сара вскочила и подошла к ней. Ростом она была примерно с Лиззи, да и фигурка похожа... Светлые волосы волной лежали на плечах. Белокурые, почти белые. Только у самых корней проглядывал более темный оттенок. Гвен вдруг почудилось, что она что-то такое уже видела... или ей казалось, что она это видела...

— Ты, ангел в перьях! Явилась, законная жена! Да ты хоть знаешь, чего мне стоило подготовить все это?! Сколько я вытерпела?

— Но Морис...

— Прекрасный человек, наш Морис. Доверчивый, как теленок. Что он тебе наплел? Про хламидии и бесплодие? Про докторов в Европе и депрессию? Ну, ясное дело, это же правда. Да только не вся...

— Сара, я действительно не понимаю, в чем дело и о чем ты, собственно, говоришь...

— А я тебе объясню! Надо же, еще вчера я была уверена, что все пропало, а сегодня я снова на мази! Так вот, слушай, моя прелесть. Помимо хламидий у меня был триппер, самый обычный триппер, и прекрасно я об этом знала. Только вот не знала, от кого именно из ребят я его подцепила. Тут подвернулся Морис Каллахан, этот теленок. Он, конечно, был рад утешить бедную девушку, да еще и жениться впоследствии на опозоренной невинности. Очень кстати, надо сказать, потому что... ладно, на самом деле тогда из этого ничего не вышло.

Я залетела от кого-то из своих дружков, но при триппере, сама понимаешь, рожать было нельзя. На материке нашлась сговорчивая бабка... Короче, бесплодие у меня получилось самое натуральное, из-за криминального аборта. Слыхала, про такое, адвокатша?

Потом, два этих придурка меня лечили, а я радовалась жизни и ждала, когда же я буду совсем здоровенькой и красавчик Родриго потащит меня в койку, а потом и под венец. В последнем, я как-то ни минутки не сомневалась, потому что уж больно он втюрился...

Гвен выпрямилась, холодно и насмешливо глядя на веселившуюся Сару.

— А депрессия? Надо полагать, ты ее изобразила? В таком случае, ты хорошая актриса...

— Вот уж нет! Депрессуха у меня была наиломовейшая, верняк. Все дело в том, что они меня увезли от моего пушера... ну, парня, который доставал для меня наркоту. Ломки я кое-как скрыла, но крышу мне снесло капитально. Потому я и загремела в психушку, вместе с сестренкой нашего Родриго. Вот уж повезло-то!

Гвен прищурилась. Странно, ей было не страшно и не обидно, просто противно...

— Тогда при чем здесь Морис? Если ты собиралась окрутить Родриго?

— А, это была непруха. Мой Раульчик, ну, тот самый, с наркотой...

— Гонсалес?!

— Ого, какие мы умные... Да, именно он. Он, приперся меня навестить, после чего выяснилось, что бесплодие у меня было временным. Надо, было срочно спасать ситуацию, ну а Морис все так же горел желанием жениться. Так я и стала миссис Каллахан...

— Слушай, но причем же здесь я? Ведь Родриго ты упустила еще до моего появления...

— Ничего не было потеряно. Морис от меня без ума, но он бы отпустил меня без разговоров. Он же благородный, теленочек наш! А Родриго... Уж это и вовсе не проблема! Он не переставал меня любить, ты ведь уже знаешь это. Только из-за друга не признавался. Это было делом времени — и оно у меня было. Но тут появилась ты!

До сегодняшнего утра я думала, что все пропало, но утром мне позвонил наш принц и сообщил «трагическую новость». Попросил кого-нибудь из нас отвезти тебя в аэропорт, или куда ты скажешь. Я ахала и ужасалась, а он сказал, что между вами все кончено. Вот я и прискакала, чтобы своими ручками убрать тебя из этого дома.

Гвен подняла голову. В мозгу сверкнула отчетливая догадка.

— Сара... Ведь на тех фотографиях была не Лиззи...

Глаза Сары Каллахан опасно сузились.

— Не зря ты судейская ищейка... Все-таки догадалась! Я говорила этому идиоту, но он пожадничал. Решил, как всегда, срубить бабки с богатой туристочки. Технику-то мы с ним отработали, — видишь ли, на Раульчика всегда клевали блондинки... Так что не было никаких проблем...

Гвен кивнула. Потом спокойно и неторопливо прошла мимо Сары, вышла из комнаты и аккуратно прикрыла за собой дверь.

Пусть все пропадом пропадет, пусть Родриго Альба сам разбирается в своих проблемах, пусть весь этот остров треснет вдоль и поперек, а она уезжает отсюда! Навсегда!!

Гвен Ричвуд улетела с острова первым же рейсом, так ничего и не объяснив ни родителям, ни потрясенной до глубины души Лиззи.

Она так и не узнала, что Рауль Гонсалес, ослепленный ревностью и страхом, обложенный со всех сторон людьми Родриго, пришел два дня спустя к Саре Каллахан, будучи уверен, что его выдала она. Она выстрелила в него, защищаясь, но и он ранил ее смертельно. Когда в маленькое бунгало приехал бледный, как смерть, Морис Каллахан, его белокурая жена была уже мертва.

Он похоронил ее недалеко от церкви на горе.

Прошло без малого два месяца. Гвен Ричвуд сидела в пабе вместе со своими коллегами, отмечая... да ничего, собственно, не отмечая. Просто конец недели. Просто некуда идти. Просто невозможно сидеть дома в одиночестве и думать о Родриго.