Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До возвращения миссис Пирсон миссис Дэрсингем не решилась вернуться в столовую и только заглянула туда, просунув голову в дверь. Улыбнувшись гостям в виде извинения, она сказала, что все это ужасно нелепо и досадно и что обе они с миссис Пирсон придут через несколько минут. После этого она руководила спасательной экспедицией в коридоре и помогла кухарке разыскать новую партию тарелок и нагреть их. Ей было жарко, прическа растрепалась, и она чувствовала себя такой несчастной, что готова была заплакать. Она не пошла наверх, в спальню, поправить волосы и напудрить нос только потому, что боялась разрыдаться, когда очутится одна. Все это было так ужасно, что и не выразить словами!
— Ну, вот и я. — Перед ней, запыхавшись, стояла миссис Пирсон, веселая и раскрасневшаяся, и снимала крышку с серебряного блюда.
— Боже! — ахнула миссис Дэрсингем, увидев дымящийся омлет, чудесный большой омлет. — Вы просто ангел! Это замечательно!
— Я вспомнила, что у нас есть яйца, а потом, по дороге, вспомнила еще, что где-то должна быть и банка грибов. Вот я и сбегала наверх и состряпала омлет с грибами. Он, наверное, вкусный. Я когда-то хорошо готовила омлет.
— Он великолепен! Не знаю, как вас и благодарить, дорогая моя. — Миссис Дэрсингем говорила вполне искренне. С этого момента миссис Пирсон из глуповатой, но приятной соседки превратилась в друга, которому можно доверить самые сокровенные тайны. Дружба их родилась в парах омлета, жирных, как дым жертвоприношений. И впоследствии миссис Дэрсингем всякий раз, как ела грибы, вспоминала эту минуту.
— Полноте, душечка, — сказала миссис Пирсон радостно, ибо ее существование после долгих месяцев будней, скучных и праздных, вдруг запылало яркими красками, стало интересным и содержательным. — Ну, как у вас тарелки, готовы? Надо сразу же подать на стол, правда? Где эта дура? Легла спать? Ну и хорошо, тогда пускай все остальное подает кухарка. У нее уже, наверное, все готово. Кликните ее, дорогая, и прикажите принести тарелки.
Обе дамы вернулись наконец в столовую, как две сестры, спасшиеся из горящей Трои.
Увы, и в столовой было неблагополучно. Пока они отсутствовали, что-то произошло. Оставшиеся за столом дамы были тут ни при чем. Они расточали улыбки и выражения сочувствия. Миссис Трейп даже перестала чревовещать и потревожила нижнюю часть своего лица, чтобы объяснить, что она лучше всякого другого знает, как трудно приходится хозяйке теперь, когда от людей низшего класса всего можно ожидать. А мисс Верэвер, автоматически сохраняя свой обычный тон, все же сумела сказать что-то ободряющее. Нет, дело тут было не в дамах, а в мужчинах. Сразу видно было, что мистер Голспи уже сказал несколько грубостей и вполне готов сказать еще. Лицо майора Трейпа выражало суровую непреклонность, словно он только что приговорил к расстрелу парочку шпионов. Мистер Пирсон, по-видимому, во время ссоры тихонько подхихикивал обеим сторонам и несколько устал от этого. А мистер Дэрсингем проявлял признаки растерянности, сильного беспокойства и раздражения. Атмосфера была явно грозовая, и еще слышались отдаленные раскаты грома. Мужчины, как известно, народ несносный, и так как им пришлось дожидаться самой существенной части обеда, а желудки их были пусты, то они начали злиться. Они спорили, кричали, обменивались колкостями — разумеется, не все, а только мистер Голспи с майором Трейпом. Чувствовалось, что каждую минуту снова может вспыхнуть ссора.
Миссис Дэрсингем очень устала, ее нервы вопили, требуя покоя. Она готова была стукнуть спорщиков по их глупым башкам. В столовую, громко и неодобрительно сопя, вошла кухарка и стала обносить гостей омлетом. Все время, пока она оставалась в комнате, она каждым жестом своим как бы заявляла, что она — кухарка, что ее место — кухня, что она вовсе не претендует на умение прислуживать за столом, и нравится это гостям или не нравится, а придется им брать ее такой, как она есть. Мало того, ее шумное сопение говорило еще, что, снизойдя до прислуживания за столом, она ожидала застать здесь общество более блестящее. Даже миссис Пирсон, видимо, утратила расположение кухарки. Ей так же пренебрежительно швырнули на стол тарелку, как и всем остальным. «Настоящие леди, — словно говорила эта тарелка, — не бегают домой стряпать омлеты для гостей».
— Может, вы позвоните, когда надо будет подавать следующее? — прохрипела кухарка и, сохраняя презрительную мину, медленно удалилась.
— Разрешите вам сказать, миссис Дэрсингем, что этот омлет превосходен, — объявил майор Трейп. — Превосходен! Ничего так не люблю, как хороший омлет с грибами.
Голос, исходивший оттуда, где сидела миссис Трейп, поддержал мнение ее супруга.
— На этот раз они правы, — заметил мистер Голспи, обращаясь к хозяйке и как бы подчеркивая, что Трейпы далеко не всегда бывают правы. — Я уже много месяцев не едал такого омлета, а ведь я приехал из тех мест, где его отлично готовят. В Англии этого не умеют.
Он сказал это, как бы бросая вызов Трейпу, который был прежде всего патриотом. Очевидно, ссора между Голспи и Трейпом разгоралась не на шутку. Майор Трейп еще чопорнее выпрямился и вымученной улыбкой улыбнулся хозяйке.
— Мистер Голспи, кажется, полагает, что у нас в Англии ничего не умеют делать. В этом мы с ним расходимся. Не правда ли, Дэрсингем?
— Гм… да, до известной степени, — огорченно промямлил мистер Дэрсингем. В нем боролись Уоррел с улицей Ангела. С одной стороны — старый и уважаемый школьный товарищ Трейп, с которым он во многом был согласен, с другой — всесильный человек, спасавший сейчас фирму «Твигг и Дэрсингем», и к тому же его гость, в первый раз приглашенный в дом. Положение было пренеприятное. Мистер Дэрсингем пробормотал, что тут можно многое сказать и за и против.
— Возможно, — возразил майор Трейп. — Но мне не нравится, когда человек постоянно бранит свое отечество. Что ж, у каждого свой вкус. Я думаю, что… Одним словом, так у нас не делается…
— Значит, пора начать это делать, — вызывающе отрезал мистер Голспи. — Большинство людей, которых я встречаю здесь в последнее время, на мой взгляд, живут иллюзиями, они создали себе какой-то рай дураков.
— Ах, мистер Голспи, — с наигранной живостью перебила его хозяйка дома, — вы не имеете права называть всех нас дураками. Правда, миссис Трейп? Мы этого не потерпим. — И, желая во что бы то ни стало спасти положение, она обратилась к мисс Верэвер: — Кстати, дорогая, я забыла вам сказать, что получила от Элис ужасно нелепое письмо. Читая его, я просто покатывалась со смеху.
— Неужели? — сказала мисс Верэвер.
— Ага! — закричал мистер Дэрсингем, изо всех сил стараясь помочь жене. — Ну-ка, расскажи последние новости об Элис! Нам всем это интересно.
Все приготовились слушать, и за столом на время воцарился мир.
— Ох, и смешное же письмо! — воскликнула миссис Дэрсингем, делая отчаянные усилия припомнить хоть что-нибудь забавное из этого или любого письма, когда-либо полученного ею. — Вы ведь, знаете Элис, — по крайней мере вы, дорогая, да и ты тоже, мой друг. Ну, а тем, кто ее не знает, пожалуй, будет неинтересно… Понимаете, когда я читаю ее письма, я так и вижу ее перед собой и слышу ее голос. Ну а тем, кто не может мысленно ее себе представить, конечно, это не покажется таким забавным. Я вам сейчас объясню… Видите ли, Элис — это моя самая младшая сестра, она живет в Девоне, бог знает в какой глуши… Пожалуйста, дорогая, позвоните!.. Да, так у Элис есть собака, прекомичное животное…