Гриффин вошел в мой кабинет с сапогами, у каждого из которых сверху торчала герань. Он оглядел мой стол, ища свободное место, чтобы поставить их. Такового не нашлось.

— Здесь было чисто, — пробормотала я, убирая папки и бумаги. Беспорядок, с которым я боролась, вернулся. История моей жизни.

В тот момент, когда я думала, что держу что-то под контролем, оно ускользало ко мне.

Прямо как с Гриффином.

Последние два дня я потратила на то, чтобы смириться с окончанием наших отношений. Все было нормально. Даже хорошо. Правильное решение. Пришло время оставить Гриффина в прошлом и сосредоточиться на работе.

Именно по этой причине я была в Куинси, верно? Я должна была проводить вечера на улице и в эпицентре событий, а не запираться в своей спальне с великолепным мужчиной, который знал, как доводить до оргазма. Я отложила недели, проведенные с ним, на полку в своем сознании, где они будут пылиться в течение следующего десятилетия.

Но потом он вошел в дверь моего кабинета с цветами, и я вдруг захотела большего.

Больше ночей. Больше недель.

Больше.

Он поставил ботинки на стол, затем сел на свободный стул, опершись локтями на колени. Голубые глаза, выглядывающие из-под кепки, не имели своего обычного блеска. Он выглядел изможденным, словно весь мир покоился на его широких плечах.

Этот визит был не ради меня, не так ли? Это не было извинением, и чем бы ни были эти цветы, они не были подарком, чтобы заставить его вернуться в мою постель.

Я ждала, давая ему время. Люди обычно говорят больше всего, когда ты даешь им минуту, чтобы отдышаться.

— Мой дядя. Бриггс.

— Тот, что был в «У Вилли» с деменцией.

Он кивнул.

— У него дома были эти ботинки. Сказал, что нашел их в походе вокруг хребта Индиго.

Мое тело напряглось.

— Когда?

— Он не был уверен. Я не стал настаивать. Он нашел их и превратил в цветочные горшки.

Уникальная идея, за исключением того, что он, вероятно, стер все улики, которые я могла бы найти. Это были женские сапоги, затейливая розовая и коралловая строчка на коже представляла собой узор из ромашек и завитушек.

— Я сделал все возможное, чтобы не прикасаться к ним, — сказал Грифф.

Я взяла со стола свой телефон и сделала несколько быстрых снимков со всех сторон, затем оставила Гриффина на его месте, а сама пошла в буфет.

— Аллен.

Он поднял глаза от своего стола, и я помахала ему рукой, чтобы он вошел в кабинет.

— Что случилось, Шеф? — Он наклонил голову к Гриффину. — Гриф.

— Эти ботинки были найдены на хребте Индиго, — сказала я. — Без цветов. Не мог бы ты убрать цветы, а потом занести их в каталог улик? Мы захотим проверить отпечатки и посмотреть, что мы найдем. Но я предполагаю, что это сапоги Лили Грин.

— Понял. Хотите, я узнаю у ее матери, узнает ли она их?

— Пожалуйста.

Аллен вышел из кабинета и вернулся с двумя пакетами для улик. Я помогла ему положить в каждый по ботинку, затем закрыла за ним дверь, когда он уходил.

— Я навещу твоего дядю, — сказала я Гриффину, возвращаясь в свое кресло.

— Я так и думал. — Гриффин встал и подошел к книжной полке в углу.

Я ненавидела, как приятно было его видеть. Его выцветшие джинсы драпировались на крепких бедрах. Они прилегали к изгибам его задницы. Футболка, которую он надел сегодня, была пыльной, как будто он все утро работал.

Его запах мыла и пота наполнял комнату. Вчера я постирала свои простыни, вычеркнув его из своей постели. Сейчас я пожалела об этом решении, потому что этот запах был пьянящим.

Он взял фотографию в рамке со средней полки.

— Кто это?

— Коул.

— Коул. — Его глаза сузились. — Еще один бывший?

— Наставник. Мы работали вместе в Бозмене. И он был моим сенсеем.

На фотографии мы с Коулом стояли вместе, каждый в белой форме, в додзё в городе, где я занималась карате. Когда меня повысили до детектива в Бозмене, Коул предложил мне изучать боевые искусства. Не только как способ поддерживать форму, но и как способ защитить себя.

— У тебя черный пояс.

— Да, — сказала я.

— А это твои родители, — указал он на фотографию на соседней полке.

Это был не вопрос, а утверждение, как будто он видел их фотографию раньше.

Мама и папа стояли рядом со мной в тот день, когда я окончила полицейскую академию. На мне была черная форма и фуражка. Улыбки на всех трех наших лицах были ослепительными.

— Твой отец похож на Кови, — сказал он. — Я видел его раньше в городе. А ты похожа на свою маму.

Он не мог знать, какой это был комплимент. Моя мама была самой красивой женщиной, которую я видела в своей жизни, как снаружи, так и внутри.

На некоторое время после их смерти я убрала их фотографии. Было слишком тяжело видеть их застывшими во времени, смеющимися, улыбающимися и счастливыми. Я входила в свою спальню, видела их фото на полке и плакала. Но потом начинались кошмары, и я ставила фотографии обратно, потому что, хотя мне было больно видеть их, скучать по ним, я бы приняла их застывшие улыбки в миллион раз лучше, чем их смерть.

Гриффин перешел к последней фотографии на полке, на которой мы с папой рыбачили, когда я была подростком.

— У тебя было больше веснушек.

— Лето на солнце. Это было до того, как я каждый день пользовалась солнцезащитным кремом.

Он хмыкнул, затем вернулся на свое место, снова наклонившись вперед. Его глаза оставались приклеенными к краю моего стола, и я снова ждала, пока он будет готов.

— Ты все еще думаешь, что смерть Лили могла быть не самоубийством?

— Я не знаю, — призналась я.

По мере того, как шли дни, тревожное чувство не исчезало, но логическая часть моего разума начала кричать. Не было никаких доказательств, указывающих на что-либо, кроме самоубийства. В какой-то момент мне придется забыть об этом.

Может быть, ботинки помогут.

А может, и нет.

Гриффин поднял голову, и в его глазах было отчаяние. Как будто ему нужно было, чтобы я дала ему другой ответ.

— До сих пор картина не складывается воедино, — сказала я. — Каждый раз, когда я говорю с кем-то, кто знал ее, они потрясены. Друзья. Семья. Никто и понятия не имел, что у неё могли быть какие-то проблемы.

— Да, я примерно то же самое слышу.

— Это не значит, что она не скрывала этого. Психическое