«Еврей, человек заведомо не из дворян, не из попов, не из чиновников, сразу попадал в перспективную прослойку нового клана» …

Эту тему конкретизирует А.И. Солженицын:

«Особенно заметна роль евреев в продовольственных органах РСФСР, жизненном нерве тех лет — Военного Коммунизма. Посмотрим лишь на ключевых постах скольких-то.

Моисей Фрумкин в 1918—1922 — член коллегии наркомпрода РСФСР, с 1921, в самый голод, — зам. наркома продовольствия, он же — и председатель правления Главпродукта, где у него управделами И. Рафаилов.

Яков Брандербургский-Гольдзинский (вернулся из Парижа в 1917): сразу же — в петроградском продкомитете, с 1918 — в наркомпроде; в годы Гражданской войны — чрезвычайный уполномоченный ВЦИК по проведению продразвёрстки в ряде губерний.

Исаак Зеленский: в 1918—1920 в продотделе Моссовета, затем и член коллегии наркомпрода РСФСР. (Позже — в секретариате ЦК и секретарь Средазбюро ЦК.)

Семён Восков (в 1917 приехал из Америки, участник Октябрьского переворота в Петрограде): с 1918 — комиссар продовольствия обширной Северной области.

Мирон Владимиров-Шейнфинкель: с октября 1917 возглавил петроградскую продовольственную управу, затем — член коллегии наркомата продовольствия РСФСР; с 1921 — нарком продовольствия Украины, затем ее наркомзем.

Григорий Зусманович в 1918 — комиссар продармии на Украине.

Моисей Калманович — с конца 1917 комиссар продовольствия Западного фронта, в 1919—1920 — нарком продовольствия БССР, потом — Литовско-Белорусской ССР и председатель особой продовольственной комиссии Западного фронта. (На своей вершине — председатель правления Госбанка СССР)».

Своеобразной иллюстрацией отмеченной А.И. Солженицыным интервенции евреев в большие и малые продовольственные распределители может служить так называемое «Солдатское дело», которое расследовала Петроградская ЧК в марте 1918 года.

Случай был вопиющим.

Ведавший продовольствием помощник комиссара Нарвского района товарищ Бломберг воровал положенные красноармейцам продукты и кормил их гнилыми селедками.

Солдатам это не понравилось. В караулах они постоянно толковали, что «еврея Бломберга, помощника комиссара, команда ненавидела за его грубость и за постоянные угрозы. На пост помощника комиссара он выбираем никем не был».

Пресекая эти антисемитские разговоры, Бломберг в сопровождении пятидесяти верных людей явился в караул Варшавского вокзала и, обезоружив разговорившихся красноармейцев, отправил их в следственную комиссию. Сам же с помощниками остался в караульном помещении, чтобы отпраздновать победу, и потребовал прислать из казарм шесть женщин-красноармейцев, которые должны были быть у него вестовыми.

Узнав об этом, солдаты решили арестовать Бломберга. Собрание поручило взводному Ивану Разгонову произвести арест. Разгонов это поручение исполнил с превеликим удовольствием.

Каково же было его удивление, когда через несколько дней Бломберг, как ни в чем не бывало, снова появился в части.

«Многие говорили, что он появился, чтобы подорвать правильную жизнь команды, — показывал на допросе Иван Разгонов. — Я направился в канцелярию штаба, где он, Бломберг, находился. На мой вопрос, судили ли его, он ответил, что присудили его к 1 месяцу или 500 рублям штрафу. Я его спросил, почему не были вызваны из команды, он ответил, что свидетелями были две женщины Красной армии».

Иван Разгонов посоветовал тогда Бломбергу поскорее покинуть часть, поскольку вся команда возмущается.

Сопровождавший Бломберга чекист начал тогда расспрашивать, подчиняется ли товарищ Разгонов советской власти, и солдату-правдолюбцу пришлось оставить Бломберга в покое.

Впрочем, это ему не помогло.

На следующий день он был арестован. Вместе с ним арестовали Александра Ветрова, Петра Лункевича и еще шестерых красноармейцев.

Из показаний «председателя Красной армии Нарвского района» тов. А.И. Тойво видно, что в штабе придавали серьезное значение этому инциденту и не склонны были спускать его на тормозах.

«Разгонов состоял в Красной армии Нарвского района взводным 2-го взвода. В противовес Штабу был избран комитет, председателем коего первое время был Разгонов. За Разгоновым я замечал, что, когда он приходил к нам в штаб, то говорил одно, а придя в Штаб людям говорил совершенно другое. На одном из митингов мной был поставлен вопрос о признании советской власти, при чем при голосовании против этого был Разгонов и его товарищ Ветров.

Вообще Разгонов при каждом удобном случае играл на инстинктах массы и возбуждал таковую против Штаба, будучи постоянно пьяным.

19-го марта с.г. был в помещении Красной армии инцидент с Разгоновым, о котором мне доложил Шакура, член штаба. Я, получив заявление от Шакура, как председатель Штаба, созвал заседание Президиума, на котором, обсудив вопрос о действиях Разгонова, постановили его арестовать. Когда он был арестован и находился в комнате, занимаемой Президиумом, то в нее ворвались красногвардейцы в количестве шести человек с винтовками в руках и требовали от меня немедленно освободить Разгонова. Им в этом было отказано, и они были обезоружены и арестованы.

Вся деятельность Разгонова во время его нахождения в рядах Красной армии была направлена в дезорганизацию подчиненных ему масс, заключающейся отчасти в игре в карты, пьянстве, неподчинении и аготации (орфография протокола — Н.К.) против советской власти».

Следствие установило, что «аготация» против советской власти действительно имела место.

«На собрании Ветров произнес речь, в которой указал, что члены Штаба должны выбираться самой командой, кроме того он говорил о том, что пока в Штабе евреи, ничего хорошего нельзя будет добиться».

Аготация эта привела к тому, что некоторые солдаты отказывали евреям из штаба в праве на власть и заявляли, что будут подчиняться лишь власти, «являющейся представительницей беднейших классов».

Сколь бы незначителен ни был эпизод волнений, связанный с воровством Бломбергом солдатских продуктов, он как капелька воды отражает в себе все сложности и противоречия социальной обстановки того времени.

К весне 1918 года даже полупьяные красноармейцы начали соображать, кого они привели к власти. Постепенно открывалось им, что советская власть, представляемая Лениным, Троцким и другими большевиками, не является властью рабочих и крестьян, не защищает беднейшее население…

И то, что советская власть опирается теперь не на рабочих и крестьян, солдаты тоже понимали…

По ходу нашей книги мы будем приводить и другие примеры этой местечковой экспансии в управленческие и распределительные органы. Сейчас же скажем просто, что и в Петрограде, и в Москве, куда после 1917 года шел основной приток местечкового населения, евреи заняли практически все должности в городской администрации[19].